Фрэнсин Проуз - Изменившийся человек

В атмосфере легкое дрожание, как будто включился термостат. Маслоу и Бонни обмениваются долгими взглядами. Что бы их взгляды ни означали, Нолану — еще десять очков. Маслоу постукивает кончиками пальцев друг о друга, этим жестом напоминая Нолану католического священника.

— Я знаю, как думают эти люди, — говорит Нолан. — Знаю, как они пришли к тому, к чему пришли. И знаю, как их повернуть.

Маслоу говорит:

— Винсент. Если разрешите так к вам обращаться… Помогите нам понять. Вы провели два года в группе яростных ненавистников, каких еще поискать в нашей стране, и теперь хотите работать в Вахте всемирного братства?

— Коротко говоря, так, — отвечает Нолан.

— Понимаю, — говорит Маслоу. — То есть, по сути, коренная душевная перемена?

Душевная перемена . Нолану годится. Так оно и есть. Пересадка сердца — новое свиное вместо твоего испорченного; полная замена крови, какую тебе устраивают в Трансильвании, на родине Маслоу.

— Коренная перемена. — подтверждает Нолан. — Верно.

— Обращение, так сказать, — говорит Маслоу.

— Точно.

— А как вы на нас вышли?

— Через ваш сайт. Я говорю…

Маслоу посылает Бонни сигнал: «Видишь, что может дать Интернет?» Так, давайте немного углубимся.

— Но, наверное, что-то вас подтолкнуло?

— Это правда. Подтолкнуло, сэр. — Нолан в жизни никого не называл сэром. Словно провинциальный остолоп Элвис.

Маслу говорит:

— Винсент, Бонни, присядьте, пожалуйста.

Бонни опускается в ближайшее кресло. Нолан занимает другое — и хоп, он снова в кабинете директора школы, куда не раз был вызываем с матерью. Мама всегда выгораживала Нолана, объясняла, что, может быть, он это от скуки, и старалась не замечать, как искрят ненавистью глаза директора. А он вспоминает еще историю, как их накрыли с Силией Миньяно, когда они занимались сексом в кабинете рисования. Оба воспоминания приятно жужжат в голове, словно между ним и Бонни пролетает рой добреньких пчелок.

Маслоу говорит:

— Не расскажете нам, как произошла эта душевная перемена?

Как это они так быстро и так далеко забрались? Нолан не ожидал. Он предполагал беседу. А это что — интервью? Только понятно теперь, что все без толку. Можно сидеть и болтать тут весь день, и все равно не объяснишь. Хотя знал, что рано или поздно спросят. К этому он готовился, мысленно репетировал объяснение — как его вынесло на другую сторону.

— Дело в том… Это было на рейве… Две недели назад или три. Последняя такая дикая сходка перед этим…

— Рейв?

Пять секунд рассказа, и Маслоу уже в недоумении. Он улыбается и адресует вопрос к Бонни, их эксперту по молодежной культуре.

— У миссис Кейлен двое детей подростков.

— Девочки или мальчики? — как будто Нолану не все равно.

— Сыновья. Макс и Дэнни. — Ей приятно произнести их имена. Ее лицо мягчеет. — Двенадцать и шестнадцать.

— Вы, наверное, родили их в детстве, — говорит Нолан.

— Ну да, — говорит Бонни. — В детском садике.

Маслоу барабанит пальцами по столу. Что у них с Бонни? Едва ли просто секс. Там какой-то невротический задвиг. Бонни боготворит мужика. И он это сечет.

— Рейв? — переспрашивает Маслоу. — Просветите меня.

— Это типа колоссальной вечеринки, — говорит Нолан.

— Да, — вступает Бонни. — Нечто большее. Это целая… молодежная субкультура. Ребята сговариваются, и тысячная толпа занимает брошенный склад, они привозят мощные аудиосистемы, раскрашивают лица, танцуют и…

— Мило, — говорит Маслоу. — Ваши сыновья посещают такие мероприятия?

— Нет пока что. — Бонни стучит по крышке стола. Суеверная.

Нолан говорит:

— Этот был под небом. В поле. Черт-те где. В марте. Надо же было придумать. Притащили громадные генераторы, экраны для лазеров и… Я не сказал, что привез меня родственник, Реймонд? — Нолан тут же пожалел, что упомянул Реймонда. По лицу, наверное, видно, что так и тянет оглянуться за спину.

— Винсент, — говорит Маслоу, — можно вас перебить? В моем возрасте все, кому меньше сорока, выглядят одногодками. Вы простите меня, интересно знать…

— Мне тридцать два, — говорит Нолан. Ему понятно, к чему клонит Маслоу. По возрасту Винсенту пора бы уже заканчивать с рейвами и посещениями рок-концертов. — Я и подумал, что тоскливо мне будет с этим молодняком, поздно мне прыгать, махать светящимися палочками и блевать в сторонке. И честно говоря… не видел никакого проку для себя в братании с этой… радужной коалицией.

Бонни засмеялась — хороший знак. Маслоу не смеется — плохой знак.