Вячеслав Солдатенко - Разводы [сборник]

– Не важно.

– Может, и не важно, но очень любопытно.

Ваня набрал воздуху и рассказал. Он ставит спектакль в любительском театре, на Клязьме. Глухомань удивительная. Шаг с тропинки – и тебя уже никто не найдёт. Сначала топорщило, теперь втянулся, даже переживает за результат. И девочка одна, играет Диану – втрескалась в Ваню. Королева красоты. А он такой там режиссёр, нимбом в темноте дорогу освещает. И мысль глупая пришла в голову, чтобы Настя приехала как бы на мастер-класс, а на самом деле показать этой девочке что-то. Непонятно даже что. Про жизнь и про любовь. Что за Ваню умирать не стоит. Сам Ваня не может нахамить этой девочке. Подумал на миг, что было бы здорово. Но теперь видит, конечно, это всё глупости. Не бери в голову. Рассосётся.

Ваня обнял Анастасию Сергеевну Климову, поцеловал и распрощался. Вернулся в Мстёры, как кот с гулянки. Взъерошенный, голова дурная. Приходится трясти мозг, чтобы понять, о чём спрашивают. Ванин блудливый вид Люба приняла за одну из форм утомлённости. Её-то глаза сияют. Бросилась на шею, чуть с ног не сбила. При всех.

«Какая редкостная я сволочь! – удивился Ваня. – Надеюсь, папа Юра меня зарежет. Поскорей бы».

Вечером, после репетиции, пытался не провожать Любу. Напускал деловой вид, говорил, что задержится. Ирине Павловне надо дикцию поправить. В хорошем смысле, ничего отрезать не будем.

– Ничего, я подожду, – говорила Люба.

И усаживалась на лавку, ждать. На лице простое летнее счастье. Сидит, болтает загорелыми ногами. Шлёпки новые, пальцы торчат с педикюром. Старалась, невеста.

Деваться некуда, шёл провожать. Начинал издалека объяснять свою позицию.

– Люба, я тут разговаривал с твоим отцом. Беседа оставила яркое впечатление.

– Да ты не бойся! Он притворяется людоедом, на самом деле очень добрый.

– Очень умело притворяется. Такому хочется верить. Точней, не хочется.

– Брось. Ничего он тебе не сделает. ТАКОГО.

– А подробней? Ничего какого он мне не сделает такого? Чисто границы определить. Например, отрезать руку, это у вас в деревне считается ТАКИМ или ещё нет?

– Ну-ну, не будь трусишкой.

– Я не боюсь физических увечий. Режиссёр-инвалид – это даже импозантно. Просто я ретроград и консерватор. Отцовское благословение для меня свято. Альфа и омега. Бетта, гамма и дельта.

– Ты не консерватор. Ты болтун и кокет!

И ну целоваться. Ах, Люба, Люба!

Подозрительно спокойно прошёл август. Будто чего-то не учли. Словно что-то тяжёлое уже летит, но ещё не прилетело. Не та деревня Мстёры, чтобы запросто в любви и счастье лето коротать. До спектакля всего неделя, а мизансцены уже разучены. Жесты, мимика – всё отлично. Научились не выть, не шепелявить, не закатывать глаза. Тексты выучили, в основном. Устроили прогон спектакля. Ваня сказал: если слова забыли, – не останавливаемся. Выкручиваемся на ходу. Объясняем Лопе де Вегу как можем. Стараемся без мата, но если проскочит, внимание не заостряем.

Маленькие шероховатости, конечно, случались. Вот Люба-Диана, согласно сюжету, как бы оступилась, согласно пьесе, упала и молчит. И смотрит на Ваню. Режиссёр стал помогать:

– Тебе, наверное, хочется, чтобы помогли подняться?

Люба молчит. Моргает.

– Ты не прочь была бы опереться на руку секретаря?

Продолжает молчать. Совсем заклинило.

– Ну что ж, я тебе отвечу. Я сам, признаться, оробел. И тут ты полагаешь с возмущением: чтобы помочь даме подняться, разве следует стоять и таращиться, ожидая разрешения? А я отвечаю, что скромный секретарь не может своевольно касаться графини. А ты, судя по выражению глаз, полагаешь, что очень даже может, пока никто не видит и если обещает не болтать? Так?

Люба кивнула.

– Вот видишь, какой я догадливый.

Люба кивнула ещё раз.

– Ну и молодец. Очень хорошо сыграла. В следующий раз попробуем со словами. Потому что я мог бы, в принципе, за всех сказать все диалоги, но наш спектакль был задуман для, скажем так, многоголосья.

Тут Ваня помог Любе подняться, проводил её в кулисы. Сам вернулся к залу. Жидкие, ироничные аплодисменты были ему наградой.

Вот чудо театра: селяне так увлеклись постановкой, что забыли постепенно о моральном облике режиссёра. Перестали судачить о пострадавшей Светке. И что Ваня чуть не разбил семью, а теперь крутит с примой – так на то оно и искусство, чтобы растить цветы духовности из клумбы разврата. Даже папа Юра подобрел. Пригласил Ваню на барбекю. Кажется, он решил положить жизнь на термическую обработку поросят и баранов. Постоянно что-то жарит. Каких только нет в природе психических расстройств!