– Ничто же не возникает ниоткуда! – сказал он, умничая напоследок. – Чувства надо взращивать…
– Помолчи. Это не любовь. Тебе хочется пройтись с красивой девочкой – и всё. Но отыграете спектакль, а потом что?
– В Москву поедем!
– И?
– У меня состоятельные родители. Очень состоятельные…
– Ты оставишь Любу через месяц. Найдёшь в солярии сушёную какую-нибудь треску.
– Мы взрослые люди. Она вправе сама решать. Не средневековье же сейчас.
– Да ты её ни разу по имени не назвал!
– И что?
– Мясо будешь?
– Нет, спасибо.
Юра хмыкнул, отхватил ножом изрядный кусок и уселся в садовое кресло – в правой руке вилка, в левой бокал.
– Видишь ли, дружок. Я мог бы решить вопрос быстро. Но даю шанс твоей совести. Поступи правильно. Ты всё сделаешь как надо. Потому что человек хороший, просто слабый.
Папа Юра налил вина, протянул бокал Ване. Режиссёр мотнул головой.
– Я за рулём.
– Не волнуйся. Здесь я определяю, кто трезв, а кто не очень.
Дальше говорили ни о чём. Ваня отвечал невпопад. Ехал домой, понимая с ужасом: Люба ему очень нужна, но заполучить её не выйдет.
Бондарев прибежал ночью.
– Ну? Что сказал Алексеев? Это война?
– Ультиматум поставил.
Олег Борисович забегал.
– Ничего, ничего. Мы выстоим. Нельзя сразу сдаваться. Что он требует?
– Чтобы я оставил Любу в покое.
– В каком смысле?
– Я должен порвать с Любой отношения. Иначе её папа порвёт меня самого.
– А что по поводу театра?
– О театре мы не говорили. Только о любви и сексе в молодёжной среде. И ещё о перспективах.
– Тьфу ты! Ну, слава богу! Я уж боялся, что-то серьёзное.
– Для меня это серьёзно.
– Ай, Ванька, тебе бы всё шутить. Ну, поздравляю.
– С чем?
– Что удачно всё закончилось.
И ушёл.
Порвав жилы, переломав всего себя, Ваня к утру согласился с мыслью о расставании. Он просто не будет заигрывать. И кокетства не будет замечать. Всё рассосётся само, постепенно.
У Любы были другие планы. Наоборот, она стала приветливей. Попробуйте оттолкнуть сельскую красавицу, которая подсаживается рядом, случайно прикасается, заливисто хохочет от самых глупых твоих шуток. Ваня боролся с собой, однажды даже начал разговор издалека. Сказал:
– Люба.
Это было в машине. Люба вдруг ловко изогнулась и поцеловала Ваню, как теперь говорят, по-взрослому. Раньше называлось – взасос.
– Ну что, так лучше? Кто у нас больше не нытик? – спросила девушка.
Второй раз Люба не выдержала, сказала, сверкнув глазами в темноте:
– Ванечка, я всё понимаю. Я слишком долго морочила тебе голову. Теперь ты не веришь происходящему. А ты поверь, Ваня! Это всё наяву! Мы вместе!
И как на этот монолог ответить? Предложить дружбу?
Ваню захлёстывало. Да и хрен с ним, пусть хоть застрелит! – думал он, чувствуя сквозь ситец девичий бочок. И складывал губы трубочкой навстречу её губам.
«Ты хороший человек, просто слабый», – вдруг звучало в его голове. И губы принимали обычное положение.
По утрам Ваня чувствовал решимость. Он знал, что скажет, даже тренировался перед зеркалом. Говорил:
– Люба. Так нельзя. Мы с тобою разные. Ты – непорочная душа, а я – столичное чудовище. Ты сгоришь со мной, пропадёшь. Ты прекрасная вся, от заколки до каблуков. Но тебе нужен приличный муж, который смотрел бы только на тебя. И это точно не я.
В финале речи Ваня морщился, плевал на своё отражение и выходил из дому в отвратительном настроении.
Днём он ходил на Клязьму, обедал с Бондаревым, читал всякую муру. Вечером видел Любу, говорил себе: «Я обязательно ей скажу. Потом. Не сегодня».
С репетиции уходили вместе. Ванину задумчивость Люба объясняла волнением. Скоро премьера. Эмоции, тонкая психика. Она догадывалась что на премьере, в сцене свадьбы режиссёр встанет на колено и предложит ей кольцо. Он творец, позёр, захочет покрасоваться.
Люба репетировала слово «да». Она приготовила два десятка разных «да».
Удивлённое – закрыть лицо рукам, посмотреть в зал и, когда все замрут и тишина станет стеклянной, выдержать дли-и-инную такую паузу и потом только – «да»!
Следующее «да» – потрясённое. Сквозь слёзы, очень тихое, одними губами.
Экспрессивное, громкое, с прыжком, с хлопаньем в ладоши и кружением.
Псевдонедовольное (ты что, сдурел?), потом рассмеяться и крикнуть – да!
С шутливым обращением в зал – простите его, люди добрые, наш режиссёр перегрелся.
И так далее. Репетировать своё согласие Люба могла часами.
Так бы всё и тянулось, но внезапно Ване пришло телефонное сообщение. Вопросительный знак. Без пояснений. Это значило, у Любы всё ещё есть папа и у него отличная память. В тот же день Ваня уехал в Москву, пообещав вернуться через два дня с сюрпризом для всей округи.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу