Олег Слободчиков - Чертов узел

Жакыпа такой поворот выбил из колеи намеченного разговора. Он долго молчал, потом зашел с другой стороны:

— Ты мне много добра сделал, так будь добр до конца, дай весной ружье на пару месяцев — как на сурка с трехлинейкой охотиться? А я тебе подарю рысь.

Виктор, напряженно помолчав, твердо ответил:

— Оружие, жену и зубную щетку русские напрокат не дают. Весной ты уйдешь за перевал. Встретимся мы еще или не встретимся — неизвестно.

Здесь полно народу из Киргизии: Симбай, Богутек, лесник — у них и возьми.

— Так они же винтовку в залог потребуют, — всхлипнул Жакып. — А винтовку никому не отдам.

«Похоже, меня совсем за дурака принимают!» — поморщился Виктор и промолчал.

Через некоторое время Жакып отдал ему добытую шкуру для продажи через Алексея. Виктор предупредил, что из выручки половину удержит за продукты. Жакып хмурился и вздыхал:

— Тяжело с вами, с русскими!

Он опять уходил в подпаски к Симбаю, уже перетаскав к нему часть продуктов. У турпачника были неприятности: дохли телки. Тот снова упросил Жакыпа поработать помощником. Через некоторое время Виктор навестил его палатку. С Жакыпом вновь произошла значительная перемена.

К нему обращались почтительно, выделяя возраст, впрочем, даже не сам возраст, а ранние морщины- за едой ему подкладывали куски помягче.

Жакып растроганно, но важно мигал слезящимися глазами, кряхтел, как старик, и слова бросал как бы сверху, с высоты своего опыта, зная, что каждое из них будет услышано и осмыслено, а улыбка или хмурость его будут записаны на свой счет. Даже походка у него стала иной — тяжелой, болезненной, а морщины — глубже и резче.

Виктор не мог поверить, что не глупый, европейски образованный, немолодой уже человек, может быть так падок на примитивную, лицемерную лесть. При следующей встрече в палатке Симбая он вновь встретил униженного бартака. Жакып опять ругал турпачника, жаловался и вздыхал: куда деваться, придется до весны жить в работниках.

Получив деньги за шкуру, часть из них он подарил жене Симбая, другую отдал молодому помощнику, который готовился верхами ехать в селение, а оттуда рейсовыми автобусами выбираться в Киргизию.

— Я думал тебе, действительно, деньги нужны, — процедил сквозь зубы Виктор, когда они остались наедине. Высчитанная половина стоимости шкуры не покрывала и четверти понесенных им убытков. — Вообще-то мне тоже есть кому делать подарки, да вот, не могу себе этого позволить — за продукты надо платить. Ты ведь все подчистую от меня вывез.

Жакып начал было намекать, что у него кончаются патроны. Виктор понял его и довольно сухо отказал.

— Попробуй не дай деньги хозяйке, — стал жалостливо оправдываться тот. — Она же догадалась, что ты мне их дал и потом отомстит… Шаурбеку я не просто так деньги подарил, он мне мелкашку привезет, — старик давал понять, что он поступил очень разумно с полученной выручкой, выкрутившись почти из безвыходного положения. Но вместо ожидаемого понимания Виктор рассмеялся:

— Выходит, ты малокалиберную винтовку за полсотни купил?

— Ну почему купил? Не купил… Шаурбек просто так деньги не взял бы…

По-русски этого не объяснишь. У вас нет такого понятия: я ему подарил, он — мне.

Виктор вздохнул, прощаясь навсегда. Ничего не сказал, только подумал:

«Пошли вы все… Со своими подарками и со своими понятиями. С волками жить как-то понятней… И родней».

Виктор спустился в избушку под скалой в середине марта. Он мог бы теперь и дольше жить один: с приступами хандры было покончено. Едва начинала подкатывать она, Виктор уходил в свой тайный шалаш возле глухой пади, с ощущением таинства готовил кашку из конопли и строго дозировал ее прием, не перебирая ради глупого щенячьего восторга и веселья.

И конопля помогала: приходило удивительное состояние душевного равновесия и глубоких мыслей, от которых замирала душа. Он шепотом читал стихи, не отрывая глаз от пламени, беседовал с ним, поверяя огню самое сокровенное. Без похмельных мук и неприятных ощущений он выходил из этого состояния, чувствуя себя отдохнувшим.

Давно закончилась мука. Больше недели Виктор жил на одном мясе. Даже запах тела, казалось, переменился: из-под рубахи несло как из волчьего брюха. Падал и падал весенний сырой снег. Переждать непогоду в шалаше было ему по силам. Но вот беда — приснилась булка хлеба с желтой корочкой, с розовой поджаркой по уголку, и Виктор не смог устоять перед соблазном — засобирался вниз. На ферме, по крайней мере, должна быть мука.