Олег Слободчиков - Чертов узел

— Есть у меня продукты, пользуйся, — сказал Виктор. — Хочешь, поживи здесь. Мне это даже выгодно — избушка будет под присмотром.

— Давай охотиться вместе, в один котел, — предложил Жакып. — Я на сурков весной очень рассчитываю. Десять штук в день добыть можно, а там перевал откроется, уйдем в Киргизию, отдохнем на Иссык-Куле.

У Виктора дрогнули губы, когда услышал про общий котел. Вспомнилась жизнь в колонии и вечные разборки, кто за чей счет живет.

Вскоре он оставил киргиза в своей избушке и впервые со спокойным сердцем ушел на ферму. Алексей встретил его радостно, накормил пшенной кашей на постном масле. Никого не ругая, всем довольный, он будто светился изнутри странным спокойным сиянием. Виктор вытащил из рюкзака кусок подсушенной на дыму костра дичины.

— Мяса не ем, пост, — сказал тот, ласково глядя на друга.

— Это как понимать? — рассмеялся Виктор. — У свиных дел мастера новый заскок? Когда мы с тобой жили в Башне, ты утверждал, что без мяса на высоте быстро ноги протянешь…

— Да уж, — с пониманием взглянул на него Алексей, — о чем только не трепались мы в молодости, в каких только источниках не искали правды!

Дурная судьба досталась нашему поколению — к сорока годам заново открываем истины, которые дедам были даны с пеленок, готовенькими, без наших сомнений, страданий и ошибок. Мы заблудились, но наши души старше нас на тысячи лет: им плохо оттого, что нам не по себе — ищем чегото, что-то изобретаем, блуждаем впотьмах, а душа реагирует как семафор: «да — нет». Нам ведь эдак и жизни бы не хватило, чтобы перебрать возможные варианты…

— Ну и? — насмешливо кивнул ему Виктор. — Сахар-то гостю можешь предложить?

Алексей молча придвинул сахарницу, кивнул на транзисторный приемник:

— Брехунок заходится от лая. Все грехи этого века на коммуняк валит, а все, что до них было плохо, — на русских.

— Что ж, коммунисты того заслужили, да и аристократия наша была не лучше: что родственники царей, что родня Ленина, потомки Сталина, Брежнева — все за бугром… Отцы отработали, как агенты, дети вернулись к хозяевам… Все люди сволочи, а мир — дерьмо! То ли дело волки и медведи…

Киргиз у меня живет — человек, ну, да ты еще… Ничего, путевый мужик.

— Не про то говоришь, — досадливо поморщился Алексей. — Цари, Ленины, Сталины, Брежневы — все это шелуха, вынесенная временем на поверхность. Коллективный разум народа — вот, что делает историю. В него и плюют эти картавые философы. Народ знает, зачем и куда идет, а эти…

Могут помочь ему, могут притормозить или даже заморочить на время.

Выправить же курс сбившийся с пути народ может, только вернувшись к истокам. Мы же с тобой русские, Витя. Нашими путеводными звездами могут быть только православие и национальные традиции. Иначе так и останемся глупыми старыми мальчиками, изобретающими велосипед, играющими в обиженных хиппи.

— Кто же против традиции и веры? — пожал плечами Виктор и раздраженно дернул небритым подбородком. Он похудел. Свитер на некогда широких плечах болтался мешком. — Крест на шее в этих местах не помешает. Но до абсурда чего же доходить. Я, может быть, до поста целый месяц на одних макаронах перебивался, а теперь что? Опять голодай?

Алексей почесал затылок, покачал головой. Вид гостя действительно не располагал к скудному застолью.

— Я хотел сказать, чем больше мы будем походить на своих предков, тем легче нам будет понять происходящее и принять его, — закончил он прерванную мысль и добавил: — А как быть в твоем случае, не знаю.

Наверное, у дедов были и рыба, и всякая другая постная снедь. Не одни макароны. Давай мясо сварим. Только ты меня не сбивай с панталыку: я не голодал.

— Ну и ладно. Где корыто? Вода нагрелась?

Виктор отдохнул, отмылся, отстирался на ферме, вычистил ружье и ушел к себе, прихватив полбулки городского хлеба. Падала с неба белая крупка. Он направился необычным для себя путем — правым берегом, где давно не смотрел следы зверья. И вдруг там, где дорога обрывалась, он увидел приземистую юрту. Скорей, это было сооружение из деревянных решеток и кошмы вроде шалаша. Сбоку, вкривь, из него торчала жестяная труба, рядом стояла бочка с соляркой. Свежепроложенная дорога со следами гусениц бульдозера пересекала осыпь, прежде непроходимую для транспорта. Двумя километрами выше на дороге стоял бульдозер. От него несло соляркой и машинным маслом. Людей не было. Виктор обошел кругом трактор, подобрал брошенную бутылку, набрал солярки и, слегка расстроенный, зашагал вверх по тропе к своей избушке. Вскоре показался сыпучий отвесный прижим, под ним лежал спрессованный выброс лавины. «Уж здесь-то им дорогу никак не продолжить», — злорадствуя, подумал он.