Олег Слободчиков - Чертов узел

— Там твои хряки устроили погром! — гость кивнул в сторону кошары, думая, что озадачит хозяина.

Но тот злорадно усмехнулся:

— Поделом! Эти соседушки у меня трех свиней застрелили. Скоро со всей округи будут съезжаться: одни охотиться на моих свиней, другие мясо просить.

Алексей загорел так, что плечи и живот отдавали синюшной чернотой, при этом волосы так выгорели, что голова напоминала одуванчик. Он хмуро громыхнул канистрой, заливая керосин в примус, разжег его и поставил на голубую корону горелки чайник.

— Ну, здравствуй, здравствуй, — с любопытством стал разглядывать Виктора. — Не надоело скитаться в одиночку? А знаешь, ты на Алика походить стал, — уставился на ноги Виктора в рваных, расползшихся по швам ботинках.

— Ты на себя прежнего тоже не очень-то походишь! — съязвил в ответ Виктор.

— Пойдем в юрту, что ли. В доме духота… Новости есть для тебя, — Алексей заговорщически ухмыльнулся. — Траву не резал? Не вздумай.

Суверенитет, о необходимости которого так настойчиво талдычит радиостанция «Маяк», берет за горло не только глупых кооператоров, но и умных травников. Местное население уже возмущено: приезжают тут всякие неизвестно откуда, нашу траву собирают, а нам ничего за это не дают. Ваша контора со здешними властями делиться прибылями не желает, она — союзного подчинения. Вот и началась чехарда: у Толи Колесникова полмашины эфедры арестовали, выписали штраф на четыре тысячи рублей.

Толя, конечно, платить не собирается: стреляет зайцев да трет коноплю.

Виктор сел в тени, сбросил ботинки.

— Мне-то что? Если законы такие дурные, что не дают человеку права жить в лесу просто так, потому что хочется, — мне такой поворот даже на руку — буду жить в горах и ничего не делать.

— Думаешь, дадут? — усмехнулся Алексей. — Плохо знаешь местные порядки. Уже приезжал председатель совхоза. Спрашивал про тебя. Я сказал: известный художник, полиграфический институт закончил, книги оформлял.

А он: зачем ему в горах скрываться? Пусть придет, пропишем и найдем работу. Так что готовь кисти, будешь писать плакаты в аулах: «Партия женесенде!»

Виктор молчал, поглядывая на закипающий чайник, и Алексей эту заминку истолковал по-своему:

— Вот и тебя загоняют в угол. Бежал бы…

Виктор улыбнулся, зная, о чем пойдет речь:

— А я был в Башне… Огород вскопал, — и начал рассказывать о своих приключениях.

Вечером резали поросенка.

— Чуни! Чуни! — на местный манер кричал Алексей, сзывая свое беспокойное стадо. — Мать вашу! Уже неделю не подкармливаю… Чуни!

Чуни! Чтоб вы передохли! — Алексей рассыпал по земле полведра ячменя, который берег для кур. С визгом и хрюканьем со склонов и из кустарника доверчиво понеслись ко двору свиньи — белые, коричневые, черные, пятнистые.

— Без ружья не возьмешь! — Алексей вынес одностволку. — Вон того, пятнистого, долбани в шею. Ох, и замучил, тварь! Мешок хлеба спер, гад!

С ружьем в руках Виктор, крадучись, обошел сбившееся над рассыпанным ячменем стадо. Пятнистый поросенок, будто учуяв свой жребий, перестал толкаться, отошел в сторону, к кустам, и стал боком к стрелку, дернул хвостиком, заверяя людей в добрых намерениях. Виктору показалось, что даже морда кабана на миг преобразилась: печать духа и умиротворения сошла на нее. Прогремел выстрел. Кабан упал, дергая копытцами. Стадо шарахнулось врассыпную, но тут же вернулось к подкормке и с хрюканьем продолжило свои разборки. Алексей подбежал к подсвинку, пнул его под зад, ткнул лезвием ножа в тугую щетинистую шею. Мгновение толстая кожа сдерживала острие. Затем нож легко провалился в теплую трепетную мякоть, и густая струя крови хлынула на вытоптанную землю.

Пока хозяин относил в избу ружье, свиньи обступили тушу, слизывая кровь, подбираясь к парящей ране.

— Отгони их! — крикнул Алексей. — Сожрут мясо — не успеешь глазом моргнуть.

Наступили теплые вечерние сумерки. Зажглись первые, крупные, звезды.

За ними осторожно стали высвечивать те, что помельче. Разделанная туша остывала под навесом, вареное мясо аппетитно парило на большом блюде, с которого когда-то ели всей общиной.

— Плохи твои дела! — вернулся к начатому разговору Алексей, позвякивая посудой. Он накрывал низкий казахский столик — достархан — в юрте с задранным по стенкам войлоком. Сквозь деревянную решетку остова приятно продувало застоявшийся дневной зной.

— Ну почему же? — лениво не соглашался Виктор, развалившись на войлоке. — Сапоги бы найти — и можно жить.