Даниэль Шпек - Bella Германия

Предоставив мужчинам заниматься детьми, Розария и дочери организовали во дворе фуршет. «Все эти окорока, салями, сыр и вино доставлены прямо из магазина деликатесов», – заверил Джованни. И с такой гордостью наложил мне полную тарелку, словно спасал от голодной смерти.

Он ни на секунду не оставлял меня одну. Мы устроились за столом во дворе. Вокруг носилась ребятня, размахивая пластмассовыми мечами. Джованни включил динамики, подсоединенные к «айподу», и двор огласила итальянская эстрада.

– Buono, eh ? [48] Вкусно, правда? ( ит. ) – интересовался Джованни после каждого проглоченного мной кусочка и с такой надеждой заглядывал в глаза, словно приготовил эту салями собственноручно. – Это трюфели из Пьемонта… Традиция!

И это действительно было buono . Даже molto buono !

К нам подошла Розария с огромной тарелкой. Села рядом и тихо спросила:

– Скажи, папа когда-нибудь навещал тебя?

Я покачала головой.

– Madonna mia … – прошептала женщина и укоризненно посмотрела на мужа: – Как такое возможно…

Тот перебил ее, также шепотом. Какой-то просьбой, судя по интонации. Розария согласно хмыкнула и ушла. Джованни объяснил, что она отправилась за семейным фотоальбомом.

Когда женщина удалилась на достаточно большое расстояние, он наклонился ко мне.

– Как ты нас нашла?

Задумавшись на мгновенье, я пришла к выводу, что правильнее всего будет сказать правду.

– Ты знаешь Винсента Шлевица?

Лицо Джованни омрачилось. Круглые глаза сузились до щелочек.

– Нет… еще вина?

Не дожидаясь ответа, он встал и направился к столу за бутылкой. Я чувствовала себя провинившимся ребенком. Подошел Марко с тарелкой и спросил разрешения сесть рядом. Он улыбался. «Любовник-итальянец» оказался вполне привлекательным мужчиной, не лишенным самоиронии и отстоящим от Италии примерно на ту же дистанцию, что и я, только по другой причине.

Он называл родину предков насквозь коррумпированной банановой республикой, где не видел для себя будущего, потому и перебрался в Германию. Во всяком случае, способа честно заработать на жизнь, чтобы к тридцати годам не висеть у родителей на шее, в Италии у него не было.

Тут вернулся Джованни и объявил Марко, что желает поговорить со мной наедине. Марко подчинился – как младший старшему.

Джованни наполнил бокалы и тихо спросил:

– Так чего он хотел?

– Кто, Марко? – не поняла я.

– Винсент.

– Он действительно отец Винченцо?

Видит бог, мне нелегко далось произнести это имя вслух.

Джованни быстро осушил свой бокал.

– Disgraziato [49] Негодяй ( ит. ). , – пробурчал он и еще некоторое время бормотал что-то, будто забыв о моем существовании, а потом вдруг поднял на меня глаза и ответил резко: – Нет.

Это прозвучало настолько категорично, что я мигом насторожилась.

– Мы едва знакомы, – сказала я. – Он хотел с моей помощью выйти на сына, и я подумала, может…

– Что ему было нужно?

– Не знаю. Он как будто хотел примириться.

Реакция Джованни на упоминание одного только имени Винсента меня поразила. Нет, не неприязнь, это было неприкрытое презрение. Словно бы я, сама того не заметив, перешагнула границу дозволенного и приблизилась к чему-то ужасному, что наложило на это имя табу и определенно имело отношение к Джульетте и ее смерти.

Вернулась Розария, положила на стол тяжелый фотоальбом в клетчатом переплете, обняла меня за плечи.

– Вот. Здесь много фотографий твоего папы.

Она улыбалась. Джованни тоже просиял. Он придвинул альбом к себе, пролистал. Вставленные в кармашки снимки были подклеены, страницы разделены хрусткой шелковой бумагой. Жизнь семьи в картонном переплете. Джованни открыл страницу с тремя фотографиями. Сверху от руки шла надпись явно женским почерком: Matrimonio a Salina [50] Свадьба на Салине ( ит. ). . И дата: 15 agosto 1968 .

Снимки выцвели и имели характерный для фотографий шестидесятых годов желтоватый оттенок. Вот жених и невеста танцуют на деревенской свадьбе. Праздничный стол под оливами накрыт белой скатертью, на заднем плане виден клочок моря. На втором снимке я узнала Джованни и Розарию. Крупный план – глаза Джованни такие же круглые, шевелюра гуще. Розария, уже тогда плотная, млеет в его объятиях.

– Ты был красивый мужчина, Джованни… – Она рассмеялась.

Джованни лукаво подмигнул мне:

– Полюбуйся, в кого она меня превратила.

Я высматривала Джульетту. На третьем, групповом снимке я сразу ее узнала. Джульетта стояла рядом с Джованни.