Даниэль Шпек - Bella Германия

«Ну вот, – подумал Винченцо, – они уже поют о нас. Они хотят избавиться от нас, не дают денег на школы. Зато мы годимся для пошлых куплетов. Мы – ленивые южане, пьем вино по кабакам, а потом танцуем сиртаки и пристаем к немецким девушкам. Или же расправляемся с ними согласно сицилийским традициям».

Но Винченцо не грустил по дому, он лишь хотел знать, где это. Только не здесь… и тем более не там. Нигде! Кто вообще таков этот Удо Юргенс и с какой стати он поет о греках? Мы ведь прибыли сюда раньше греков… Хотя кто такие «мы»? Винченцо больше не считал себя сицилийцем, но и причислить себя к немцам не мог.

Неожиданно для себя Винченцо расплакался. Он ненавидел себя за эти слезы, но не мог сдержать их. Когда продавщица спросила, все ли в порядке, он со всех ног устремился к выходу.

Но если он больше не хотел причислять себя к тем, кого считали здесь чужаками, тогда кто он? И может ли он вообще выбирать или это всего лишь вопрос крови? Если он не считает больше Энцо отцом, то следует искать на другой стороне, среди немцев?

Собственно, что было в Винченцо немецкого? В нем текла кровь ненавистного вторженца, какая-то частичка этого разрушителя семьи, и он ничего не мог с этим поделать. Разве что убить его в себе.

Но была ли это лучшая или худшая его часть? Ведь этот человек должен быть особенным, раз мать отдала ради него все, что имела.

Когда совсем стемнело, он нашел адрес. В телефонной книге, это оказалось совсем несложно. Он отыскал нужную улицу в Богенхаузене, будто вымершую. Винченцо подташнивало. Он чувствовал себя вторгшимся на чужую территорию. Аккуратно подстриженные кустарники, дорогие автомобили перед воротами и… тишина. В желудке урчало, сказывалось то, что он не ел весь день. В церкви зазвонили к рождественской службе.

Он ожидал увидеть нечто другое. Более помпезное, что ли, что-нибудь вроде виллы с бассейном. Но это оказалось обычное бунгало, без излишеств, хотя и достаточно просторное. «Все равно неплохо», – подумал Винсент.

Он прочитал табличку на воротах, но позвонить не решился. Перелез через ограду, под ногами скрипел схваченный морозцем снег. Винченцо шмыгнул за угол дома. Над головой шумели ели. Он оглянулся – сзади тянулась цепочка следов, что было совсем некстати.

В бунгало играла приглушенная музыка – Бах или что-то вроде того. Рождественская оратория. За окном в гостиной сияла огнями елка. Винченцо удивило, что она была меньше той, что купил Энцо. В доме Винсента он ожидал увидеть роскошное дерево в дорогущем убранстве.

Жена Винсента накрывала стол на троих. Теперь она вовсе не выглядела беременной. В комнату вбежала девочка лет пяти, с белокурыми косичками и в голубом платьице. «Моя сестра, – подумал Винченцо. – По отцу, но тем не менее…» Следом появился Винсент, подхватил ее на руки, оба смеялись. Вероятно, до раздачи подарков входить в комнату с елкой было запрещено. Сияющий Винсент покружил с дочкой по комнате и снова исчез на кухне.

У Винченцо заныло в груди. Он прильнул к окну и долго стоял так, пока совсем не замерз. Потом поднялся на крыльцо, позвонил, но тут же, испугавшись, отошел. Услышав, как за его спиной открылась дверь, Винченцо оглянулся. Из прихожей лился теплый свет. На пороге стояла девочка.

– Ты кто?

– Привет.

За спиной девочки возник Винсент. Он сразу узнал Винченцо и взял девочку за руку.

– Кто там, любовь моя? – спросил женский голос из глубины дома.

Винченцо продолжал стоять поодаль от двери, дрожа от холода.

– Винсент, кто это?

Винсент взял девочку на руки и унес в дом. Дверь осталась приоткрытой.

– Ученик с «БМВ», – услышал Винченцо его голос из прихожей. – Я просил его кое-что посмотреть в моей ИЗО… Я сейчас.