Даниэль Шпек - Bella Германия

Тоненький тормозной шланг не больше двадцати сантиметров в длину… И дырочка в резине не была следствием износа. Ее сделали совсем недавно – похоже, ножом. Капля за каплей тормозная жидкость вытекала из гидравлической системы, так что на перевале Бреннер давления в тормозных колодках почти не было. Равно как и шансов на спасение. Кто-то желал им смерти. Кто-то, кто знал об их планах. Кто предпочел бы видеть Джульетту мертвой, нежели в объятиях другого.

Зазвонил телефон. Дрожащий голос Джованни в трубке велел Винченцо немедленно явиться в лавку. Полиция собирается арестовать его отца. Энцо появился на пороге кухни и спросил, кто это.

– Но это неправда! Он здесь ни при чем! – закричал Винченцо.

– Приезжай сейчас же!

Энцо вырвал трубку из рук сына. Винченцо ошарашенно смотрел на отца:

– Скажи мне, что это не ты…

– С ума сошел, Джованни? – закричал Энцо в трубку.

И тут в дверь позвонили, еще и еще раз. Винченцо побелел. Энцо сделал ему знак открыть.

На пороге стояли двое полицейских.

– Добрый день. Энцо Маркони дома?

– Нет… – Винченцо хотел захлопнуть дверь, не вышло. – Убирайтесь! – закричал он.

Отец уже стоял в прихожей. Винченцо всем телом навалился на дверь.

– Помоги же мне, папа!

Энцо смотрел как приговоренный к смерти. Винченцо все-таки удалось закрыть дверь.

Снаружи заколотили. Энцо взял сына за плечи, развернул к себе:

– Послушай.

Винченцо попытался оттолкнуть его.

– Assassino ! [131] Убийца! ( ит. ) – закричал он и ударил Энцо по лицу.

Тот стерпел, но не отпустил.

Когда полицейские вломились в квартиру, отец и сын, обнявшись, сидели на полу.

Винченцо нес гроб матери, Джованни шел перед ним. Двое других носильщиков были незнакомые пожилые мужчины из деревни. Винченцо был выше остальных, поэтому, чтобы гроб держался ровно, шагал, чуть согнув колени. Дорогу он почти не видел – мешали слезы. Он двигался, приноравливаясь к семенящему шагу Джованни. Подошвы шаркали по асфальту. Винченцо различал этот звук сквозь плач и причитания женщин.

Беспрерывно всхлипывала Розария, ее мать монотонно бубнила молитвы, а Кончетта пронзительно голосила. Они шли и шли, а улица никак не хотела кончаться. За последними домами в деревне дул ветер, равнодушно кричали чайки. Вот и кладбище на берегу. Набежали облака, вода пошла серебристой рябью, будто море тоже плакало.

Белые надгробия потемнели от времени, кресты и гипсовые Мадонны покосились по сторонам глинистой дорожки. Краски быстро блекли под соленым ветром. Впервые Винченцо побывал здесь тринадцатилетним мальчиком, с Кармелой, в день свадьбы Джованни. Тогда это было приключение, страшное и романтическое, и камни белели в лунном сиянии на фоне моря. Но теперь Винченцо увидел их при невыносимо ярком дневном свете, от которого некуда было деться.

Джованни выбрал место на самом краю кладбища, у обрыва. «Это море ее детства, – объяснил он священнику, – с которым она так надолго была разлучена».

– Мы приходим в этот мир с пустыми руками, с пустыми руками уходим из него, – говорил священник. – Все, что от нас здесь остается, – любовь, которую мы посеяли в сердцах наших близких.

«Это не так, – мысленно возразил Винченцо. – Остается боль, которую никто не может у нас отнять. Остается невысказанное, и оно болит, как открытая рана».

Портрет Джульетты висел на каждом доме в деревне. Джованни явно перестарался, некрологи были расклеены повсюду. С черно-белых фотографий улыбалась прекрасная молодая женщина. Лишь внимательный взгляд мог заметить укрытую в глубине сияющих глаз печаль, будто Джульетта что-то предчувствует. Жизнь, которая так и не началась.

На piazza о покойной судачили старики, в сущности ничего о ней не знавшие. Зато они хорошо были знакомы с ее семьей. И теперь недруги безбожника-отца бубнили о проклятии, тяготеющем над Маркони. Не он ли покусился на законы, на которых от века держалось сицилийское общество? Так стоит ли удивляться, что дочь пошла в него?

И каждый вспоминал, как шесть лет назад Джульетта бросила мужа, сбежав со свадьбы брата в Германию. Опозорила достойного человека, единственного члена семьи, не бывшего на похоронах.

Чтобы сплетники не слишком разевали рты, Джованни строго-настрого запретил жене, матери и племяннику говорить что-либо об аресте Энцо.

– Это была авария, поняли? Несчастный случай.

Но шила в мешке не утаишь, тем более на Салине.