Маша Трауб - Бедабеда [litres]

– Ты пойдешь в школу, там будет продленка. Зачем тебе няня? Ты уже станешь взрослой, – говорила нянечка.

– Ты не няня. Ты бабушка, – резко отвечала Настя. А потом, подумав, добавляла: – Ты не бабушка. Бабушки у меня вроде есть, но их нет. Ты старенькая мама.

Я стала переживать за здоровье бабы Нюси. Боялась, что вдруг что-то случится с сердцем, а я буду на работе. Или что нянечка умрет на глазах, а то и на руках у Насти. Поделиться мне было особо не с кем. Нинка и та сказала, что я переживаю на пустом месте. Но неожиданно я нашла понимание у Мишки. На очередной встрече однокурсников я призналась, что беспокоюсь за бабу Нюсю.

– Баба Нюся так никогда не сделает, – улыбнулся Мишка. – Она, судя по твоим рассказам, настолько любит Настю, что точно не станет при ней умирать. Сделает все, чтобы оградить ее от бед. И она еще не все рецепты продиктовала. Кстати, гениальная идея – заставить бабу Нюсю жить, пока она не надиктует все, что знает. Твоя дочь умнее нас всех, вместе взятых.

– Все девочки интересуются готовкой, – не согласилась я. – Когда я вижу в Настиных руках нож, мне плохо становится. Баба Нюся уже почти ничего не видит.

– Ну а что ты хочешь? Возраст. Вы же два года назад ее юбилей отмечали. Сама рассказывала, как баба Нюся водку пила, будто воду. Вот и считай. – Мишка помнил дни рождения однокурсников, преподавателей и всех дальних родственников по всем линиям. Людмила Никандровна всегда восхищалась этим свойством его памяти.

«Это ведь тоже расстройство своего рода, да?» – улыбался Мишка. «Расстройство, конечно, но всем кажется, что ты ужасно милый, внимательный и чуткий», – отвечала Людмила Никандровна.

– Только мой тебе совет, – продолжал Мишка. – Когда баба Нюся умрет, не скрывай это от Насти. Она не поймет. И отложи деньги на похороны. Тебе придется всем заниматься.

– Ой, давай не будем об этом. – Я отмахнулась, но Мишка как в воду глядел.

Баба Нюся умерла раньше, чем Настя успела заполнить рецептами свою тетрадку. Но умерла так, как и предсказывал Мишка: не на глазах у Насти. Она уложила свою воспитанницу спать, поцеловала, дождалась, когда та уснет глубоким сном, и ушла к себе в квартиру, чего не делала много лет. Она давно к нам переехала, перевезла все вещи, принесла посуду и всегда ела из «своей», хотя я не понимала, почему нельзя пользоваться общим сервизом. Даже обижалась. Но баба Нюся упрямо наливала суп, который сама и сварила, в собственную тарелку. Для меня она тоже завела отдельную посуду и, если я случайно наливала чай в чашку, считавшуюся гостевой или Настиной, вырывала ее из моих рук и выливала чай в раковину. После чего заваривала новый – в «моей» чашке. Баба Нюся завела для Насти отдельное белье и даже мне не разрешала ложиться на детскую подушку. Если я собиралась почитать дочери книжку на ночь, баба Нюся застилала часть кровати пледом и только после этого разрешала мне лечь. На плед, но не на Настину подушку. Не на детское одеяло и, не дай бог, – простыню.

Баба Нюся вела наш дом – я полностью и безоговорочно передала ей все полномочия. Ужины, стирка, глажка, уборка – нянечка управлялась со всем. Я, когда мыла посуду, тут же клала вымытые столовые приборы в ящик. Баба Нюся доставала весь ящик, перемывала ножи, вилки, ложки и тщательно вытирала, чтобы все сверкало и не было разводов. Баба Нюся и меня приучала к порядку. Во взглядах на порядок в шкафах мы с нянечкой были едины – складывали по цветам, развешивали. Настя же все разбрасывала, запихивала, комкала, и мы с бабой Нюсей не знали, как приучить ее быть аккуратной.

– Я вас прекрасно понимаю! – вдруг воскликнула Анна, до этого молчавшая. – Моя мама считает, что я странная, потому что ножи и вилки раскладываю бочком. Понимаете? Ровно, а не кучей. И терпеть не могу сколы на тарелках.

– Сколы… Я все гадаю, есть ли взаимосвязь Настиных странностей с влиянием бабы Нюси?

Я вдруг поняла, что у Насти отсутствуют страхи, присущие всем людям, а детям особенно. Да, вроде бы считалось, что дочь боится собак. Но она могла целоваться с соседским лабрадором. Настя не боялась тараканов, пауков, пчел. Могла подойти и спокойно прихлопнуть насекомое. Ее отец, кстати, ужасно боялся пчел, до истерики просто. Настя не боялась и смерти.

Я начала с ней разговаривать о том, что баба Нюся уже старенькая, плохо себя чувствует и, возможно, ей придется лечь в больницу. Настя выслушала спокойно и сказала:

– Ты хочешь сказать, что она умрет? Я знаю. Только не плати врачам, чтобы ее лечили. Пусть лучше один раз отмучается.