Маша Трауб - Бедабеда [litres]

В общем, наш поселок вдруг зажил полной жизнью, в которой кипели страсти, интриги, решались вопросы морали и нравственного выбора.

Бабули-прихожанки оказались самыми стойкими и последовательными – они чуть ли не митинг устроили и заставили нового батюшку провести отпевание отца Афанасия, безвременно ушедшего, скончавшегося так внезапно – от инфаркта. А чего ждать? Молодые сейчас мрут как мухи, это старики свой век доживают, ничего их не берет. А сейчас вон, тридцатилетние с инсультами падают, такое время, такие продукты и экология.

– Отец Афанасий… от сердца? То есть инфаркт? – переспросил новый батюшка.

– Ну конечно! – заверили его бабули и предъявили справку, час назад нарисованную главным врачом местной больницы, у которого в прошлом году повесился младший брат, а отец Афанасий его отпел. В церковном дворике собралась уже толпа – родственники самоубийц, благодаря отцу Афанасию отпетых и похороненных по всем правилам, успели приехать кто откуда и продолжали прибывать. Новому батюшке прихожане вроде как и выбора не оставили – или скандал раздувать, или сделать все по-тихому, согласно официальному документу, то есть справке. Новый батюшка оказался умным – не стал спорить и провел панихиду, выделил место для захоронения и закрыл глаза, когда за воротами кладбища образовался участок. Прихожане нового батюшку приняли и готовы были полюбить. А вдова отца Афанасия переехала в дом, откуда сбежала семья Лалы, и жила вроде бы спокойно.

– А странница? Что стало со странницей? Она ушла? – спросила Анна.

– Да, исчезла, будто ее и не было. И вот ведь странно. Не перестаю удивляться тому, как устроена наша память. Отца Афанасия я совсем не помню. Ну только то, что он был высоким и часто шутил, что тоже должен был стать или баскетболистом, или волейболистом, а так приходится одежду на заказ шить из-за роста. Я улыбалась, потому что он был единственным, кто понимал мои проблемы.

Так вот, его лица не помню, а странницу будто вчера видела. С точностью могу описать внешность. От нее пахло не только водкой, но еще какой-то гадостью, вроде протухшей вяленой рыбы. Она всегда сидела в черном платье, черном платке. Все думали, что она старая. И только в тот момент, когда она меня к себе притянула, схватив за руку, я заметила, что странница – молодая. Ну не старше моей мамы. Не старуха, какой ее все считали. И колготки. Меня потрясли именно колготки. Ее платье задралось, и я увидела, что на ней не старые рваные чулки, а новехонькие колготки с лайкрой. На солнце эти колготки сверкали так, что не заметить невозможно. Моя мама такие хранила для особых выходов. Надевала раз в год, чтобы не дай бог не зацепить и не получить стрелку. И волосы. У странницы не было ни одного седого волоска. Черные, как смоль, волосы.

– Вы испугались того, что внешность не соответствовала образу? – спросила Анна.

– Наверное, да. Но я только потом об этом стала задумываться. А тогда странница стала рассказывать, как я попаду в ад и меня будут варить заживо в кипящих котлах, но я не умру, а буду нестерпимо страдать. Как мне придется ходить по горящим углям и стопы окажутся сожжены до костей. И я стану лысой, потому что волосы сгорят быстрее всего.

Я пыталась вырвать руку, но странница продолжала меня удерживать, рассказывая, как грешники мучаются в аду. Наконец мне удалось сбежать. Больше я той дорогой не ходила, шла в обход. А спустя несколько дней побирушка-странница напугала маленькую дочь нашей соседки. Тоже схватила девчушку за руку и какие-то ужасы стала рассказывать. Девочке всего пять лет было, она по ночам после этого кричать начала. Но все молчали, никто не жаловался. Думали, раз странница, травница, то ей простительно, что ли. Странница же пошла вразнос. Перестала ставить свечки, молитв не читала и в дорогу тоже не собиралась. Зато испугала бабу Тоню, верную прихожанку, рассказав о пришедших видениях, в которых все умрут: дети, внуки, правнуки – в общем, вся ее семья. Только бабу Тоню бог не заберет, чтобы мучилась, и ей придется хоронить собственных внуков. Баба Тоня слегла сначала с давлением, а потом пришлось ее в больницу отвезти – бедная бабуля три недели в кардиологии пролежала. Сын и внук бабы Тони хотели пойти и помочь страннице собрать манатки, да и проводить с почестями куда подальше, но бабушка запретила. Сказала, что сама виновата, раз уши развесила, и надо было к батюшке идти, а не проходимку стоять и слушать.

Родственники бабы Тони пошли к батюшке, но тот развел руками – прогнать странницу он не мог. Не в его власти и силах. Но попытался с ней поговорить.