Маша Трауб - Бедабеда [litres]

В один из выходных баба Нюся поехала в монастырь, где вел прием знаменитый старец. Три часа тряслась в электричке, еще два отстояла в очереди, но старец, приняв ее, вроде как уснул, пока баба Нюся рассказывала про Настю и Наденьку, про Илью и меня. Точно уснул, баба Нюся поклясться была готова – своими ушами слышала, как он храпит. Баба Нюся даже громко кашлянула и сказала «эй». Ну а что скажешь в подобной ситуации? Ничего сокровенного очнувшийся от сладкого сна старец не открыл, не посоветовал, на путь не наставил, потому как вовсе не слушал, а спал.

– Да чтоб я так спала! – рассказывала потом соседкам баба Нюся. – Да что там младенец по сравнению с ним? Храпел, как тот боров!

Старец скороговоркой посоветовал молиться, соблюдать посты и не прелюбодействовать. Тут наша нянечка задохнулась, поперхнулась собственной слюной и долго не могла откашляться. Женщина, помощница старца, дала ей воды и вывела из комнаты. Баба Нюся пила воду, показавшуюся ей кислой, явно с привкусом соды – смывали налет и чашку плохо ополоснули, о чем не преминула сообщить помощнице.

– Бесы в вас, – строго ответила та, – вот и чистая вода кажется кислой. Не изгоните бесов, любая еда будет горькой и поперек горла встанет.

Баба Нюся перепугалась и достала из кармана яблоко, которое всегда носила с собой для перекуса. Очень любила яблоки. Откусила с осторожностью, но никакой горечи не почувствовала.

– Нет во мне бесов, – твердо сказала она женщине. – А старец ваш ошибся.

– Да тебя точно бесы попутали, раз такое говоришь, бабка! – прикрикнула на нее помощница.

– Не попутали. И я не бабка. Старец сказал про прелюбодеяние. А я уж сколько лет как без мужчины.

– Бог все видит. Ты забыла, а он помнит. – Помощница не сдавалась.

– Так я бы точно запомнила! – Баба Нюся стояла на своем твердо. – Не было за мной этого греха. Другие, может, и были, но не этот!

– Так, значит, в молодости грешила и не замолила грехи, не отпустили тебе. Очухалась? Иди с богом. – Женщина стала ее насильно подталкивать к двери.

Баба Нюся вышла расстроенной. Нет, неверное слово. Не расстроенной, а обескураженной, разочарованной. Ее вера была подорвана, а давление явно скакнуло выше нормы. Нянечка покопалась в сумке и выпила таблетку. Святая вода давление не снижала, в этом она давно убедилась. Да еще и на «бабку» как-то сильно обиделась. Нельзя же так. И на «ты». Баба Нюся хотела вернуться и сообщить помощнице старца, что ее даже агностичка на «вы» называет, и еврей антарктический тоже ей «выкает».

Баба Нюся оглядела стоявшую к старцу очередь, оценивая шансы на то, чтобы еще раз попасть на прием. Ей вдруг стало очень жаль подношений – варенья домашнего, которое она хотела Ирэне Михайловне подарить в знак примирения, насушенных яблок, из которых нянечка собиралась сварить для Насти компот. Но все старцу отвезла и отдала этой злой тетке, которая отвечала за открывание и закрывание дверей, доступ к телу старца и прием съедобных даров. Так и за что заплатила? Старец ошибся, ничего не посоветовал, так что поездка оказалась пустой тратой времени, не говоря уже о сильном разочаровании, которое постигло бабу Нюсю. Старец, выходит, ничем не лучше местного батюшки-юнца. Такой же дурной и неразумный, даром что немолодой.

Баба Нюся застыла на месте. Не вера и не бесы, а острое чувство несправедливости не давало ей двинуться с места. В корзинке, что она передала для старца, помимо варенья лежала ветка лаврового листа. «Лаврушечки», которую бабе Нюсе привезли с оказией в подарок, ей стало особенно жаль. Так, что мочи нет. Просто жаба душила. Наша нянечка хранила ветку для особого случая, листики не обдирала, любовалась. А тут как раз такой случай приключился, и баба Нюся решила пожертвовать лавровой веткой. Так бездарно и бесполезно растраченная лаврушка придала нашей нянечке решимости снова зайти в дом и пройти прямиком на кухню.

– Что надо? – зло спросила помощница.

– Продукты вернуть, – честно ответила баба Нюся и сразу же заметила, что женщина стоит над веткой лавра и уже принялась обдирать листья. Баба Нюся подошла и молча вырвала из рук тетки свою лаврушку.

– Совсем страх потеряла? – заорала помощница и грязно выматерилась. Баба Нюся готова была поклясться, что подобный мат слышала только в исполнении грузчика овощного магазина Толика, бывшего урки. Его так все и звали – Уркатолик.

Отчего-то именно в тот, самый неподходящий для обдумывания дальнейших жизненных планов, момент, хозяйственная баба Нюся решила, что надо бы уговорить Илью купить пианино, чтобы Настя занималась музыкой. Со стороны эта мысль и могла кому-то показаться крамольной, но у бабы Нюси имелась четкая логическая цепочка – мат, Уркатолик, грузчик, пианино. Как раз соседка из третьего подъезда продавала, считай даром отдавала, хороший инструмент. А Уркатолик его бы перетащил. Его всегда вызывали, если требовалась грубая мужская сила. Шкафы-то сами двигали, подкладывая под основание куски картошки или обрезки сала. А если диван поднять или стенку дефицитную, так лучше Уркитолика никого и не сыскать. Материться будет всю дорогу, но так поднимет, что ни царапины. Лучше магазинных грузчиков работает и лишнего не возьмет, честный и принципиальный. Баба Нюся, крепко зажав в руке ветку лавра и держа ее как флаг, задумалась, куда в нашей квартире можно поставить музыкальный инструмент.