Маша Трауб - Бедабеда [litres]

– Как откуда? Это же самый страшный и опасный вид аллергии! Вот у меня она, например, есть. Ни на что нет, кроме желтых тараканов.

– И вы, так сказать, проверяли? В смысле, сталкивались с желтыми тараканами? – Людмила Никандровна поняла, что сейчас сама начнет истерично хохотать.

– Нет, конечно! Не дай бог! – воскликнула Марина, кажется Витальевна.

Один-единственный своего рода семейный ужин Людмила Никандровна потом в красках пересказывала Нинке, и Марина, кажется Витальевна, стала для них нарицательным персонажем. Как ни удивительно, они часто ее вспоминали и тут же начинали хохотать. Но смеялись не зло, а по-доброму и скорее удивляясь, чем с издевкой. Людмила Никандровна иногда бессознательно использовала слова, подхваченные от Марины, кажется Витальевны, и Настя немедленно взрывалась, думая, что мать смеется над ней:

– Не надоело еще?

– Если честно, нет. – Людмила Никандровна, безусловно, знала, что сватья не «кажется Витальевна», а именно Витальевна, но это «кажется» тоже вошло в обиход, что Настю особенно выводило из себя.

Сватья говорила «полотенчико», и у Людмилы Никандровны начиналась падучая. Как и от «пельмешков». Но самое ужасное было дра́же, которым она называла гомеопатически шарики. Именно с таким ударением.

Так вот, так сказать семейный ужин, который состоялся еще до рождения Марьяши. Людмила Никандровна понимала, что идея изначально обречена на провал, но решила не спорить и соблюдать традиции, приличия и все, что потребуется. Ужин решили устроить на территории Марины, кажется Витальевны, чтобы той не пришлось преодолевать фобии. Настя под присмотром Жени приготовила вегетарианские блюда – что-то обильно сдобренное кунжутом, сыром тофу и политое сливками из кокосового молока.

– А еда будет? – спросила Людмила Никандровна, когда увидела праздничный стол. Она хотела пошутить и разрядить обстановку. Хотя нет – она и вправду была голодной и думала, не сбегать ли в местный магазин за вином и сосисками. Или лучше сразу за коньяком. На столе в графине стоял напиток мутного болотного цвета.

Настя же обиделась и пошла рыдать. Она, как потом выяснилось, тоже не хотела никакого ужина, но отчего-то согласилась и с утра была на нервах. Еще и с Женей поругалась, потому что он принес не миндаль, как требовалось, а кунжут.

Наконец Марина, кажется Витальевна, вышла из комнаты – торжественная, потная, с поплывшим макияжем и прической, смятой на затылке. Людмила Никандровна увидела уже внушительный горбик на шее сватьи – отложение солей. Отметила и запущенный варикоз на ногах. Как и отекшие пальцы: Людмила Никандровна, разглядывая массивный перстень на руке сватьи, гадала, что произойдет быстрее – палец посинеет и отвалится или кольцо лопнет под давлением?

Людмила Никандровна знала, что Марина, кажется Витальевна, не ест мясо и делает по утрам дыхательную гимнастику. Но она никак не ожидала, что сватья, сев за стол, начнет крестить все, что на нем стояло, – блюда, напитки, вазу с фруктами и тарелку с сухофруктами. Даже зеленую жижу перекрестила.

Позже Людмила Никандровна поняла, что Марина, кажется Витальевна, осеняет крестом все, что видит на расстоянии ста метров без всякого разбору. Но тогда, после ужина, Людмилу Никандровну тронуло, что сватья перекрестила такси, в которое они садились с Настей и Женей. Еще подумала, стала бы сватья так истово трижды крестить машину с водителем, явно мусульманином, судя по вывешенным на обзорном стекле и на торпеде выдержкам из Корана, если бы не Женя? Наверняка нет. Таксист, привыкший ко всему, никак не ожидал, что его машину еще и перекрестят, поэтому вел медленно, аккуратно и явно ожидал конца света на середине пути.

– Что творится у людей в голове? – спросила, ни к кому не обращаясь, Людмила Никандровна.

Таксист посмотрел в зеркало дальнего вида и кивнул, найдя хоть в одной пассажирке единомышленника.

Ну а дальше уже известно, что было. Настя, свекровь и муж стали активистами антипрививочного движения, адептами лечения светом, воздухом и прочими энергиями. Людмила Никандровна, продолжая тайно делать Марьяше прививки, в споры не вступала. Марина, кажется Витальевна, настаивала на крещении внучки, с обязательной процедурой причащения перед таинством. Но Женя отказался причащаться, сообщив собственной матери, что исповедует буддизм. Настя честно объявила, что ей лень. Потом как-нибудь. Если для Людмилы Никандровны Настино «мне лень, потом» было привычным, то Марина, кажется Витальевна, чуть своими гомеопатическими шариками не подавилась. Она позвонила Людмиле Никандровне с надеждой найти у той поддержку в этом святом деле. Людмила Никандровна выслушала и спокойно сообщила: