Маша Трауб - Бедабеда [litres]

Людмила Никандровна, не разуваясь, зашла в комнату и выдвинула бельевой ящик. Достала ночнушку и вытряхнула купюры.

Мать отправляла сыну деньги. Дважды в месяц. Небольшими суммами, чтобы Людмила Никандровна не заметила.

– Мам, зачем ты это делаешь? – спросила Людмила Никандровна, хотя на вопрос не было хоть сколь-нибудь разумного ответа. Мать насупилась и молчала. Она молчала так и на следующий день.

– Мам, пожалуйста, хватит, – сказала Людмила Никандровна уже за ужином.

– Что я тебе сделала? Почему ты меня так ненавидишь? Ты всю жизнь меня ненавидела! Я и так стараюсь быть идеальной, как ты хочешь. Под тебя подстраиваюсь. Ты думаешь, мне легко? Да поперек горла уже все. И ты тоже. За что ты со мной так?

– Мам, ты хочешь сказать, что тебе плохо со мной живется? – Людмила Никандровна поняла, что сейчас сорвется.

– А кому с тобой хорошо? Твоему мужу, который от тебя сбежал? Насте, которая от тебя тоже сбежала? Подожди, и Марьяша сбежит. Ты всех душишь своими правилами! Туда не пойди, тут не стой, не дыши. Разве это жизнь?

– Ты хочешь вернуться домой, к Вите?

– Хочу! Да!

– Только, боюсь, он не хочет. Ты ему не нужна. Он страдал только из-за того, что лишился денег, которые я ему отправляла для тебя. Но теперь, видимо, у него все отлично.

– Вите деньги нужны. Тебе на голову сыпется, а он здоровье на работе гробит. У него дети, твои, между прочим, родные племянники.

– Да, да… Витя то же самое говорил. И про племянников. Тоже требовал делиться… – Людмила Никандровна посмотрела на руки. Опять начался тремор. Пока незаметный для окружающих, но она его чувствовала. Как чувствовала начинающуюся с легкого покалывания, почти невидимого раздражения и зуда экзему на руках. В последнее время экзема стала появляться все чаще и хуже поддаваться лечению. – Знаешь, о чем я думаю? Слава богу, прошли те времена, когда вы могли бы написать на меня донос и упечь в тюрьму, чтобы все забрать. Кажется, так сделал наш с Витей дедушка, твой отец? Написал донос на соседа и получил ту квартиру, в которой ты родилась? А сосед даже до лагеря не доехал, на допросе сердце не выдержало. Его жену тоже забрали – десять лет лагерей. Двоих детей в детдом отправили. Все по справедливости, да? Отобрать у богатых и отдать бедным? Так? Только ты забыла, что твоя мать вышла из окна этой самой квартиры. Потому что не могла жить ни в этих стенах, ни с мужем, который одной писулькой уничтожил целую семью. Вам с Витей, видимо, достались гены дедушки-доносчика, который спокойно спал на кровати того соседа и ел из его тарелок. А мне, наверное, достались гены бабушки, которая предпочла самоубийство такой жизни.

– Не смей так говорить. Что ты понимаешь? Тварь неблагодарная. Каждый выживал как мог! – закричала мать, как кричала всегда, когда речь заходила о ее отце и матери. – Лучше бы я от тебя избавилась, как хотела! Нашлась мозгоправка великая! Как ты вообще смеешь так со мной? Про деда так?

Мать зашлась в приступе кашля. Людмила Никандровна сходила на кухню и принесла воды.

– Да, мама, я знаю, что не была желанным ребенком и сто раз еще в детстве слышала про то, как ты всеми способами пыталась избавиться от нежелательной беременности. Но я выжила. И теперь ты живешь со мной. Вот ведь ирония судьбы? Да, ты всегда любила Витю, а не меня, я это чувствовала с раннего детства. Ты и не скрывала, хоть за это тебе спасибо.

– Я дала тебе образование! – закричала мать.

– Нет, образование я дала себе сама. И вырвалась сама. Добилась всего сама. И я всегда была хорошей дочерью. Мне не в чем себя упрекнуть. Так вот, я буду о тебе заботиться так, как положено, буду делать все, что требуется, но не жди от меня чего-то большего.

– Я тебе не подружка! Ты не имеешь права со мной так разговаривать!

– Да, хорошо, не подружка. Мне жаль, что мы так и не смогли подружиться.

Людмила Никандровна позвонила брату и спросила, как у него рука поднялась принимать от матери переводы? Совсем стыд потерял? Брат никакого стыда не испытывал.

Скандал вроде бы утих. Мать, которая перестала получать деньги на салон и рынок, сидела дома. Она забросила вязание, не смотрела сериалы, за Марьяшей не приглядывала вовсе. И опять же девочка оказалась первой, кто заметил, что с прабабушкой творится совсем неладное.

– Что вы делали? – спросила в один из вечеров Людмила Никандровна.

– Я рисовала, а бабушка рассказывала про то, как вы жили с дядей Витей, когда были маленькими.

– И как мы жили?