Юрий Коваль - Избранные произведения в одном томе

Ссохлось озеро Киёво. Морщины островов и заливов раскололи водное зеркало. Многие чайки ушли жить на вольные места.

«Киёво» — это, конечно, необыкновенное слово. Слово ещё осталось.

Остались на озере и чайки.

С последними чайками остались и мы.

Зайцы вообще-то не собирают букетов. Зачем зайцу букет? Все полевые цветы над ушами у русаков, все лесные за хвостами у беляков. Да и сам-то заячий хвост называется «пых» или «цветок». Так говорят про заячий хвост старые охотники, а они своё слово знают.

Но вот объявился, глядите, заяц, который собрал букет. Всякого в букет понатыкал: и клевер, и жабник здесь, и кашка, и ромашка.

Вот ходит с букетом и не знает, кому его подарить. Зачем лисе или волку заячий букет? Им не до цветов.

Медведь цветы любит, но не в букетах. Ему бы малины куст.

А барсуку? Только поздней ночью выбирается он из норы, и если ему на лесной тропе вручить, простите, букет, он может и по шее накостылять.

Не знаю, как и быть с заячьим букетом. Он собран и должен быть кому-то вручён.

Ладно, отдадим барсуку и поглядим, что будет.

Целый день сидит у дороги бабка, яблоками торгует.

Мчатся мимо яблок машины, мотоциклы, ревут трактора. Иной раз остановится машина, купит яблок и дальше гудит.

Вот едет грузовик. Этот яблок не купит, некогда ему. Автобус бы купил, да у него остановка за три километра. А это «Запорожец», если и купит, так полкило.

Я остановился, купил полведра.

— А ты ведь, радетель, и на ведро тянешь, — сказала бабка.

Сидит бабка у дороги, а за спиной у неё рябина, а за забором яблоня старая стоит, на ней яблоки зреют, на землю падают.

Целый день работают они. Бабка торгует, яблоня яблоки роняет. Так и живут.

А кто знает, как надо подманивать лошадей? Ну, котят да цыплят подманивать все умеют.

Гусей надо так: — Тега-тега-тега…

Оленей: — Мяк-мяк-мяк…

Овец, слыхал я, одна тётя подманивает так: — Басёнки, басёнки, басёнки…

А лошадей, Витя Белов сказал мне, надо подманивать: — Шень-шень-шень…

И вправду, какое хорошее слово, вполне лошадиное. Лошади должны его понимать, точно.

Вот я научился новому слову и пошёл по деревне лошадей искать.

Взял, конечно, хлеба чёрного кусок, посолил его, в карман сунул. Соль, конечно, в карман немного просыпалась, да это не беда.

У меня в этом кармане много чего побывало.

Вот хожу, лошадей ищу.

Да что-то не видать лошадей.

Бригадир навстречу на велосипеде скачет, кричит:

— Не видал лошадей? А я ему отвечаю:

— Шень-шень-шень…

— Ты что, спятил? — бригадир говорит. — Лошади ограду поломали, в чисто поле ушли.

Ускакал бригадир в чисто поле, ищет в бинокль лошадей. А я подошёл к реке, к тому месту, где разрослись тополя-осокоря, и говорю негромко:

— Шень-шень-шень.

И тут вышли из зарослей три белых коня, глядят на меня в глаза, всё понимают.

Вот тебе и «шень-шень-шень»! Хлеба-то у меня всего один кусок.

Тут на днях встретил я Летнего Кота.

Рыжий и жаркий, вобравший в себя солнечный зной, лениво развалился он в траве, еле шевелил усами. Заслышав мои шаги, он поднял голову и строго поглядел: дескать, проходи, проходи, не заслоняй солнце.

Целый день валялся Кот на солнце. То правый бок подставит солнцу, то левый, то хвост, то усы.

Начался закат и кончился. Наступила ночь, но долго ещё что-то светилось в саду. Это светился летний солнечный Кот-подсолнух.

Говорят, когда выпадает первый снег, — объявляется в лесах Снежный Всадник.

На белой лошади скачет он по заснеженным оврагам, по сосновым борам, по берёзовым рощам.

То там, за ёлками, то там, на просеке, мелькнёт Снежный Всадник, объявится перед людьми и мчится бесшумно дальше — по заснеженным оврагам, по сосновым борам, по берёзовым рощам. Никто не знает, зачем он появляется в лесу и куда путь держит.

— А с людьми-то он как, — спросил я Орехьевну, — разговаривает?

— Чего ему с нами разговаривать? О чём спрашивать? Он ведь только глянет на тебя и сразу всё поймёт. Он, как по книге, читает, что там у тебя в душе написано.

Давно уже прошёл сороковой день после первого снега. Наступила крепкая морозная зима.

Но вот как-то в заснеженном овраге увидел я, как промчался вдали Снежный Всадник.

— Постой! — крикнул я вдогонку.

Приостановился Всадник, мельком глянул на меня и тут же пришпорил коня, поскакал дальше. Сразу прочёл, что у меня на душе. А на душе у меня ничего особенного не было, кроме тетеревов да зайцев. И валенок с галошами.