Уильям Голдинг - Повелитель мух

Потом Джек крикнул:

— В кольцо его!

Вокруг Роберта сомкнулось кольцо. Роберт завизжал, сначала в притворном ужасе, потом уже от действительной боли.

— Ой! Кончайте! Больно же!

Он неудачно увернулся и получил тупым концом копья по спине.

— А ну держи, хватай!

Его схватили за ноги, за руки. Ральф тоже совсем зашелся, выхватил у Эрика копье, стукнул Роберта.

— Рраз! Та-ак! Коли его!

Роберт забился и взвыл, отчаянно, как безумный. Джек вцепился ему в волосы и занес над ним нож. Роджер теснил его сзади, пробивался к Роберту. И — как в последний миг танца или охоты — взмыл ритуальный напев:

— Бей свинью! Глотку режь! Бей свинью! Добивай!

Ральф тоже пробивался поближе — заполучить, ухватить, потрогать беззащитного, темного, он не мог совладать с желанием ударить, ранить.

Вот Джек опустил руку. Прокатился ликующий клич, и хор изобразил визг подыхающей свиньи. А потом все повалились на землю и, задыхаясь, слушали, как перепугано всхлипывает Роберт. Он утер лицо грязной рукой и попытался вновь обрести собственное достоинство:

— Ох, бедная моя задница!

И сокрушенно потер зад.

Джек перекатился на живот.

— Ничего игра, а?

— Вот именно что игра… — сказал Ральф. — Ему было стыдно. — Мне тоже один раз так на регби заехали — страшное дело.

— Хорошо бы нам барабан, — сказал Морис. — Тогда бы у нас было все честь по чести.

Ральф глянул на него:

— В каком это смысле — честь по чести?

— Ну не знаю. Нужно, чтоб был костер, и барабан, и все делать под барабан.

— Нужно, чтоб свинья была, — сказал Роджер, — как на настоящей охоте.

— Или кто-то чтоб изображал, — сказал Джек. — Надо кого-то нарядить свиньей и пусть изображает… Ну, притворяется, что бросается на меня, и всякое такое…

— Нет, уж лучше пускай настоящая, — Роберт все еще гладил свой зад, — ее же убить надо.

— Можно малыша использовать, — сказал Джек, и все захохотали.

Ральф сел.

— Ну ладно. Так мы в жизни ничего не выясним.

Один за другим все вставали, одергивая на себе лохмотья.

Ральф посмотрел на Джека.

— Ну, а теперь на гору.

— Может, к Хрюше вернемся, — сказал Морис, — пока светло?

Близнецы кивнули, как один:

— Ага. Точно. А туда утром пойдем.

Ральф оглянулся и снова увидел море.

— Надо же костер развести.

— У нас Хрюшиных очков нет, — сказал Джек. — Так что это пустой номер.

— Зато проверим, есть там кто-то на горе или нет.

Нерешительно, боясь показаться трусом, Морис проговорил:

— А вдруг там зверь?

Джек помахал копьем.

— Ну и убьем его.

Солнце убавило жар. Джек выбросил копье вперед.

— Так чего же мы тут ждем?

— По-моему, — сказал Ральф, — можно пойти по берегу, до того выжженного куска, и там на гору подняться.

И снова Джек пошел впереди — вдоль тяжких вдохов и выдохов слепящего моря.

И снова Ральф размечтался, предоставив привычным ногам справляться с превратностями дороги. Но тут ногам приходилось уже труднее. Тропка жалась одним боком к голым камням у самой воды, с другого ее теснил черный непроницаемый лес, и то и дело она перебивалась камнями, которые они одолевали на четвереньках. Карабкались по скалам, обмытым прибоем, перескакивали налитые прибоем ясные заводи. Вот береговую полосу рвом рассекла лощина. Она казалась бездонной. Они с трепетом заглядывали в мрачные недра, где хрипела вода. Потом ее накрыло волной, вода вскипела и брызгами, взметнувшимися до самых зарослей, окатила визжащих, перепуганных мальчиков. Сунулись было обогнуть ее лесом, но их не впустила его вязь, плотная, как птичье гнездо. В конце концов, стали перепрыгивать лощину по очереди, выжидая, когда схлынет волна; но все равно кое-кого окатило еще раз. За лощиной скалы показались непроходимыми, и они посидели немного, выжидая, пока подсохнут лохмотья, и глядя на зубчатый очерк прокатывающихся мимо валов. Потом нашли фрукты, обсиженные, как насекомыми, какими-то пестрыми птичками. Потом Ральф сказал, что надо поторопиться. Он влез на дерево, раздвинул ветки и убедился, что квадратная макушка все еще далеко. Потом прибавили шагу, и Роберт ужасно расшиб коленку, и пришлось признать, что на такой дороге спешить невозможно. После этого пошли уже так, будто берут опасный подъем, но вот, наконец, перед ними вырос неприступный утес, нависший над морем и поросший непролазными зарослями.

Ральф с сомнением глянул на солнце.

— Уже вечер. После чая, это уж точно.

— Что-то я этого утеса не помню, — сказал Джек. Он заметно увял. — Значит, я пропустил это место.