Вячеслав Прах - Храм мотыльков [litres]

– О маме и военном. О рыбке в аквариуме, которую я не смог научить разговаривать. О соседней многоэтажке, которую видно из окна моей комнаты. Не этой, другой комнаты! О маминых криках по ночам, о ее слезах и слезах военного, когда мама клянется уйти от него. О маме больше всего, Фре!

Доктор Браун так и думал, что Уильям не способен писать о том, о чем писали его сверстники: о любви и собственных чувствах по этому поводу.

– Ты не писал о военном отдельно от мамы?

– Нет, я стараюсь о нем вообще не писать отдельно. Вы начали делать мне больно, Фре, вашими расспросами о военном.

– Прости, Уильям, больше не буду. Почему ты не сумел научить рыбку разговаривать, как ты думаешь?

– Мама говорит, что рыбы не разговаривают. А я однажды слышал, как она сказала что-то вроде «хочу есть», и я ее после этого накормил.

– После этого она больше ничего не говорила?

– Нет, но я постоянно прислушивался к ней, ожидая услышать хоть что-то. Я начал даже учить ее простым словам, но от этого не было никакого толку.

– А ты помнишь хоть одну строчку из своих стихов наизусть?

– Я не запоминаю своих стихов, Фре.

Впервые за весь разговор доктор Браун перевел свой взгляд на горшок с цветком, а затем снова на фотографии. Кстати, все фотографии на стене были сделаны за одну фотосессию. Уильям был одет в голубое поло и белые брюки. По всей видимости, фотографировала мама – как он сидел за столом и ел, как смотрел на свою рыбку, как смотрел в окно, даже было поймано выражение его лица, похожее на улыбку. Была одна фотография, как он спал, лежа на подушке у пятна, похоже, своей слюны.

Доктор Браун подумал, что, скорее всего, эта фотосессия была сделана за день до того, как Уильяма отправили в психиатрическую лечебницу. Для того, чтобы у ребенка были хоть какие-то фотографии, глядя на которые, он мог бы вспоминать время от времени о другом доме. Странно, что его родители не оставили своих фотографий, хотелось бы доктору Брауну на них взглянуть.

– Эти фотографии сделала твоя мама?

– Вы на них сейчас смотрите, доктор? – Уильям возмутился.

– Да, я на них смотрю. Не нужно?

– Не смотрите. Я на них смотрю, а когда закончу, то посмотрите вы.

– Хорошо. – И доктор Браун начал смотреть сначала себе под ноги, а затем решил зафиксировать взгляд на стуле у окна.

– Нет, не мама. Военный.

– Что?

Ответ Уильяма, мягко говоря, удивил доктора Брауна.

– Значит, он тебя любил. Такие кадры не мог сделать человек, которого ты мне описал.

– Он иногда приходил среди ночи, садился на кровать возле меня и начинал гладить меня по голове. По голове не так больно, как по лицу. Он мог сидеть так несколько часов, я всегда делал вид, что сплю. Мне не хотелось, чтобы он меня трогал, и не хотелось, чтобы он знал, что я знаю, что он меня сейчас трогает. Когда мне сильно хотелось в туалет, и я не мог себя сдерживать, я начинал медленно крутиться, а потом с закрытыми глазами зевать. Он переставал меня гладить и всегда уходил после этого.

– Ты меня попросил не поднимать тему «военного», и я этого делать не буду. Если ты сам почувствуешь, что тебе есть что сказать, то я буду…

– Однажды он меня даже поцеловал в лоб, когда я спал. После этого я перестал спать на спине, а начал спать на боку лицом к стене.

– Так тебя отправила сюда не мама?

– Военный отправил. Мама не смогла его убедить, что я не употребляю наркотики, а просто сижу в комнате и смотрю фильмы. Она тоже не знала про стихи, а я люблю смотреть кино. Особенно детективы. Военному не нравилось, когда у меня становились красные глаза, и он снова начинал врываться в мою комнату и что-то в ней искать.

– После смерти «военного» почему мама не забрала тебя домой?

– Она написала в письме, что здесь мне будет лучше. Что она не знает, как правильно себя вести в моем обществе. Она написала, что считает себя плохой матерью с того момента, когда мне исполнилось полтора года. Мама написала последний раз большое письмо и сказала, что это не она плохая, а я – другой.

«Сняла с души камень», – сказал про себя доктор.

– Ты дашь мне прочесть это письмо, Уильям? – даже не надеясь на положительный ответ, спросил Фредерик. Он второй раз за это утро что-то внутри себя почувствовал и многое бы сейчас отдал, чтобы взять в руки это письмо.

– Да, оно на столе под Библией. Можете взять, только очень быстро прочитайте и положите обратно на место. Я постараюсь закрыть глаза, уши и сделать вид, что вас нет и вы ничего здесь не трогаете.