Элис Сиболд - Милые кости [litres]

– А ведь я тоже был тогда за сценой и слышал, как Сюзи с тобой говорила, – признался Рэй, протягивая ей термос.

Она не ответила и не сдвинулась с места.

– Сюзи Сэлмон, – уточнил он.

– Я поняла.

– Ты пойдешь на панихиду?

– Ничего об этом не знаю, – сказала она.

– Мне-то, наверно, не стоит идти.

Я не сводила взгляда с его губ, покрасневших от холода. Рут сделала шаг вперед.

– Дать тебе бальзам для губ? – предложила она.

Рэй поднес к губам вязаную перчатку, и шерстяная пряжа на миг зацепилась за легкую шершавость, которую не так давно я ощутила в поцелуе. Пошарив в кармане бушлата, Рут выудила тюбик бальзама:

– Держи. У меня таких полно. Возьми себе.

– То, что надо, – сказал он. – Может, хотя бы посидишь со мной, пока автобусы не начали подъезжать?

Они сидели рядышком в секторе для толкания ядра. А я опять видела то, что в другое время было бы от меня скрыто: как они оказались наедине. От этого меня потянуло к Рэю еще сильней, чем раньше. У него были темно-серые глаза. Глядя с небес, я бросалась в них очертя голову.

У них сложился особый ритуал. В те дни, когда отец Рэя уезжал читать лекции, Рут приносила чуток бурбона в родительской фляжке; в остальные дни они пили сладкий чай. Холод пробирал до костей, но обоим было хоть бы что.

Они обсуждали, каково приезжему жить в Норристауне. Читали вслух стихи из антологии, которую таскала с собой Рут. Делились планами на будущее. Рэй хотел стать врачом. Рут – художницей-поэтессой. Они наметили состав тайного общества чудиков из нашего класса. Среди кандидатов были пресловутые личности, как, например, Майк Бейлз, который вогнал в себя столько наркоты, что непонятно, как его еще не выперли из школы. Или Джереми, переехавший к нам из Луизианы и потому тоже считавшийся иностранцем, почти как Рэй. А были и такие, кого не сразу раскусишь. Да хотя бы Арти, который до одурения мог рассказывать, как используется формальдегид. Или Гарри Орланд, такой застенчивый, что даже спортивные трусы натягивал поверх джинсов. Или Вики Куртц, которая вроде была нормальной, пока у нее не умерла мать, а теперь пристрастилась ночевать в корыте с сосновыми иголками за школьной электрощитовой – Рут своими глазами ее там видела.

Иногда разговор заходил обо мне.

– Как странно, – сказала Рут. – Мы с ней были знакомы с детского сада, а тогда, за сценой, как будто впервые друг друга увидели.

– Отличная была девчонка, – сказал Рэй. Он помнил, как соприкоснулись наши губы, когда мы оказались наедине в коридоре, возле шкафчиков. Сейчас я улыбнулась с закрытыми глазами и чуть не сбежала. – Как по-твоему, его поймают?

– Наверно, поймают. Представляешь, мы сейчас сидим в какой-то сотне ярдов от того места, где это случилось.

– Я тоже об этом подумал.

Они сидели на узком ребре металлической скобы и, не снимая перчаток, согревались горячим чаем. Кукурузное поле теперь все обходили за версту. Когда туда залетал футбольный мяч, мальчишки собирались с духом, прежде чем за ним сбегать. В то утро солнечные лучи рассекали безжизненные стебли точно пополам, но теплее пока не стало.

– Между прочим, я их здесь нашла, – сказала Рут, показывая кожаные перчатки.

– Ты ее вспоминаешь? – спросил Рэй.

Они помолчали.

– Все время, – ответила Рут, и у меня по спине пробежал холодок. – Знаешь, иногда мне кажется, что ей повезло. Ненавижу это захолустье.

– Я тоже, – сказал Рэй. – Но я жил и в других местах. Как-никак, здесь временный ад, а там – постоянный.

– Не хочешь ли ты сказать…

– Она сейчас в раю, если, конечно, ты в это веришь.

– А ты веришь?

– Скорее, нет. Нет.

– А я верю, – сказала Рут. – Ну, конечно, не в ангелочков с крылышками, но вообще, мне кажется, рай существует.

– И ей там хорошо?

– В раю? А как же иначе?

– И что там хорошего?

Чай давно остыл, прозвенел первый звонок. Рут улыбнулась в кружку:

– Как сказал бы мой отец: хорошо уже то, что она выбралась из этого дерьма.

Когда мой папа постучался в дом Рэя Сингха, его сразила наповал мать Рэя, Руана. Не то чтобы его приход оказался очень кстати, да и настроение у нее было не самое радужное, но ее черные волосы, серые глаза и непривычные жесты произвели на него неизгладимое впечатление в ту самую минуту, когда она открыла дверь и едва заметно отстранилась.

Он слышал, как о ней походя отзывались полицейские: неприветливая, заносчивая, глядит свысока, ведет себя странно. Такой он себе и представлял хозяйку дома.