Кэтрин Портер - Веревка

Он взглянул на темно-синее полуденное небо, на холмы, опаленные зноем, отер лоб и тяжело вздохнул. И сказал, что, если бы она была в состоянии подождать хоть минуту — ведь он уже идет в деревню. Он так и заявил в то самое мгновение, как обнаружилось, что он забыл про кофе, не так ли?

О да, хорошо… Беги. Она собирается мыть окна. За городом так красиво! Правда, она сомневается, что им выпадет свободная минутка, чтобы наслаждаться природой. Он уже уходит, но прежде должен сказать, что если бы она не была таким безнадежным нытиком, то увидела бы, что нужно потерпеть всего несколько дней. Разве она не помнит, как хорошо им тут было прошлым летом, и позапрошлым, и раньше? Неужели она не может вспомнить что-нибудь приятное? У нее нет времени рассуждать об этом. Пожалуйста, не споткнется? Он подобрал веревку, которая каким-то непонятным образом свалилась со стола, и, взяв ее под мышку, направился к дверям.

Он уходит сию минуту? Ну, конечно. Так она и думала. Иногда ей кажется, что у него просто талант — бросать ее в самый неподходящий момент. Она собиралась вынести матрасы на солнце, и, если они сделают это прямо сейчас, матрасы пробудут на воздухе хотя бы три часа. Наверно, он слышал утром, как она сказала, что собирается их вынести. Так что, разумеется, он уйдет и оставит ее одну с матрасами. Наверно, он считает, что ей пойдет на пользу такое физическое упражнение.

Но он же отправляется за ее кофе. Прогулка в четыре мили из-за двух фунтов кофе нелепа, но он охотно совершит ее. Эта привычка делает из нее развалину, но, если ей угодно себя губить — что ж, тут он ничего не может поделать. О, если он полагает что это кофе делает из нее развалину, то она его поздравляет: у него на редкость незамутненная совесть.

Замутненная или незамутненная, но он не понимает, почему матрасы не могут подождать до завтра. И вообще, собираются они нормально жить в этом доме или позволят дому насмерть себя заездить? Услышав эти слова, она побледнела, сердито поджала губы, и в глазах у нее зажегся опасный огонек. Она напомнила ему, что домашняя работа так же входит в его обязанности, как в ее. У нее есть еще и другая работа, и когда, по его мнению, ей заниматься той работой, при таких вот темпах? Значит, она собирается опять начать этот разговор? Ей же известно не хуже, чем ему, что его работа приносит регулярный заработок, а у нее работа случайная, и если бы они зависели от ее заработка — не пора ли ей раз и навсегда честно это признать?

Но ведь дело совсем не в этом. Вопрос заключается вот в чем: когда оба они работают, будет ли у них разделение домашних обязанностей или нет? Она просто желает знать, поскольку ей нужно строить свои планы. Как, но ведь он считал, что этот вопрос улажен. Было условлено, что он должен помогать.

Разве он не помогает всегда, каждое лето? Разве он не помогает? Интересно знать, когда и где, и в чем? Господи, ну и насмешил же он ее!

Он так насмешил ее, что лицо ее побагровело, и она разразилась хохотом. Она так смеялась, что вынуждена была присесть, и слезы полились у нее из глаз. Бросившись к ней, он поднял ее на ноги и попытался вылить воду ей на голову. Ковшик висел на веревочке, он сорвал его с гвоздя в стене и попробовал качать воду одной рукой — второй он удерживал ее. Она так билась, что он ее отпустил и, вместо того, чтобы окатить водой, сильно встряхнул.

Она вырвалась, крича, чтобы он взял свою веревку и убирался ко всем чертям — она его бросает. И убежала. Он слышал, как она спотыкается на лестнице, как стучат каблуки ее домашних туфелек.

Выйдя из дому, он обошел его и побрел по тропинке. Он вдруг ощутил, что натер на пятке пузырь, а рубашка — хоть выжми. Все произошло так внезапно — просто не знаешь, на каком ты свете. Она сама себя заводит и впадает в ярость по пустякам. Черт подери, она просто ужасна, у нее куриные мозги. С этой женщиной невозможно говорить, когда ее понесло. Он не собирается тратить жизнь на то, чтобы ей потакать. Ну и что же теперь делать? Он отнесет назад веревку и обменяет ее на что-нибудь. Вещи в доме накапливаются, громоздятся, их невозможно рассортировать или выбросить. Они просто лежат и гниют. Он унесет веревку. Тысяча чертей, а с какой стати? Он захотел ее купить. Да из-за чего весь этот шум? Из-за куска веревки. Неужели моток веревки важнее, чем чувства человека? Какое такое право она имела говорить о веревке? Он вспомнил все те бесполезные, никчемные вещи, которые она покупала для себя. Зачем? Потому что захотелось, вот почему. Он остановился и выбрал большой камень у дороги. Он спрячет под него веревку. А когда вернется, положит ее в свой ящик с инструментами. Он достаточно о ней наслушался — хватит до конца жизни.