Владимир Шапко - Семь повестей о любви

– Да, Вера Павловна, именно дело! Вопрос. Один лишь вопрос: почему? Почему с Кучеренкой так поступают?

– Я удивлена, что вы задаете такой вопрос. Именно вы, Юрий Аркадьевич. После того, как переметнулись к профессору Оськину, вы приходите ко мне, бывшему вашему научному руководителю, и просите за Кучеренко. Это – как? – задам я тоже вопрос.

На Юрия Котельникова пусто смотрели глаза цвета мутного винограда.

Бывший ученик несколько смутился:

– Я ведь не об этом пришёл с вами говорить, Вера Павловна…

– А о чём? Вы, наверное, просто забыли, что произошло в прошлом году после вашего перехода к Оськину. Теперь вы вместе с вашим другом пожинаете плоды.

Маленькая женщина склонила голову, продолжила писать.

– Ну, что, что она сказала? Что? – приставал на ходу в коридоре Кучеренко.

– Похоже, Коля, мне тоже не увидеть Совета, – ответил Юрий Котельников.

День явно не задавался. День был как понедельник. В конце лекции опять начала подниматься на задние ножки несносная Залкинд. Конечно же, опять с вопросом.

– Юрий Аркадьевич! В моем переводе рассказа вы зачеркнули слово «охотно». Почему?

Она приглашающе поворачивалась к сокурсницами, сидящим в одном с ней ряду, мол, хватит ворон ловить, то-то сейчас будет!

– А потому, уважаемая Роза, – зло начал Котельников, – что слово «охотно» из девятнадцатого века. Из переводов Диккенса, Теккерея. Потому, что в нашем случае оно неуместно. Простой шофёр Радан Николов никогда не скажет его. Даже если ему вместо одной чашки кофе предложат десять.

– А как же он скажет? – аж повалилась вперёд Залкинд.

– Он скажет «с удовольствием», «с радостью», но не скажет – «охотно». Он не граф, он шофёр. Теперь ясно почему?

Как после ушата ледяной воды Залкинд вела по сокурсницам свои шалые глаза непокорной овцы: вывернулся-таки!..

…На кремлёвскую ёлку Юрик Котельников в первый раз попал, когда ему было восемь лет. С ушками зайчика, держась правой рукой за деда Мороза, а левой таская за собой какую-то девчонку, он тоненько пел и не сводил испуганных глаз с громадной всей елки с оледеневшими огнями.

Дома у дяди Тоши он сидел за столом и удерживал на коленях большой кулёк, разрисованный серебряными звёздами. Иногда, подумав, доставал из него одну конфету и отдавал кому-нибудь из взрослых. Потом, опять подумав, – ещё одну отдавал. Мама в селёдочном блёстком платье гладила его. А дядя Тоша, получив конфету, хохотал, чуть не расплёскивая из бокала вино.

В деревенском доме в Ильинском Юрик стоял высоко на табуретке и декламировал звонким голосом стих:

Снежок порхает, кружится,

На улице бело,

И превратились лужицы

В холодное стекло.

Где летом пели зяблики,

Сегодня – посмотри! –

Как розовые яблоки,

На ветках снегири…

Дядя Тоша прижал его к себе. Потом поцеловал: «Молодец, Юрик!» Мама в селёдочном платье сидела гордая. А у тёти Милы почему-то навернулись слёзы.

Уже к концу праздника за столом, когда тётя Мила подавала чай, дядя Тоша сказал:

– Ну а теперь выпьем светлой памяти родителей наших.

С налитым бокалом Антон Котельников смотрел на фотопортреты своих родителей в рамках на стене. Серьёзный отец стоял в будёновке, в тяжёлой шинели «с костями», а мама была в косынке, с простым, подрубленным мочалом фабричной девчонки…

– Эх, жизнь! – смахнул слезу дядя Тоша и выпил свой бокал до дна.

Юрик не знал своих дедушку и бабушку, но увидел, что мама тоже промокнула глаза платочком. А тётя Мила подложила ему на тарелочку второе пирожное, хотя он не съел ещё и первое. Юрик тут же дал ей конфету. Из своего кулька. И все опять смеялись за столом.

Летом с разбега Юрик нырял с доски в Ильинское озеро, быстро плыл, поворачивал к берегу и, выбежав из воды, ложился на песок рядом с загорающей матерью.

– Эх, Дуся, – говорил дядя Тоша. – Как я тебе завидую. Какой золотой мальчишка у тебя растёт. Ведь Милка-то моя пустая оказалась…

Как на волосатый кокос, он смотрел на свой живот, свесив голову. Тётя Мила выходила из кустиков, где надевала купальник.

– О чём это вы тут секретничаете?

Она крутилась перед всеми, раскинув ручки. В купальнике, похожая на тайменёнка.

Потом мужчины рыбачили. Антон неподвижно стоял с длинным удилищем. У него не клевало. А Юрик с маленькой удочкой постоянно выбегал с окуньками прямо из озера. То с одной стороны удивляющегося рыбака, то с другой. Женщины покатывались.