Владимир Шапко - Семь повестей о любви

Фантызин сложил мешок. Тремя увесистыми секциями. Порядок!

По потолку мышкой бегала тётя Кланечка, видимо, собирала на стол. Фантызин с улыбкой смотрел на потолок.

Во сне к Витеньке пришёл в его комнатку ласковый Тетерятников. С бровями удивительными. Как с двумя сладкими саблями, снятыми со стены. Ласково смотрел на спящего Витеньку: «Ничего не бойся, Витенька. Спи спокойно. Тебе будет с нами очень хорошо».

Потом небывало громадной бабочкой летала над Витенькой Алевтина Егоровна Пенкина, махая своим большим бантом как богатейшими ожемчуженными крыльями. «Ни о чём не думай, Витенька. Тебе будет со мной у-удивительно хорошо!».

Витенька во сне улыбался. Тоже с крыльями – высоко подлетал над крылатой попой Алевтины Егоровны.

Не получающие пенсию с августа месяца, разогретые ноябрьским праздником пенсионеры решили перекрыть коммунальный мост через Серебрянку. Хватит с плакатиками стоять! Мы им покажем!

Однако 10-го ноября в день акции их встретили на подступах к мосту сплочённые ряды милиции. Тогда ветераны, продолжая маршировать, организованно повернули и двинулись назад. Теперь уже к Главному зданию города, к зданию с новым теперь флагом. Сами с прежними знамёнами – красными высокими пьяными, колонной человек в пятьсот. Погодите, подлые жулики и коррупционеры! Вы пустили наши пенсии в свой оборот? Да? Вы нас ещё не знаете!

Рядом с гребущим ногой Туголуковым почему-то шагал Профотилов, логопед из больницы. Далеко ещё не пенсионер. Тучное лицо его с крючкастым носиком от страха, от предстоящего впереди было бледным. Бывшего своего пациента он не узнавал.

Туголуков видел и Ваню Курочицкого. Который шёл со своими заточенными усами. Как с кошкой рыбацкой. Полный решимости. Впереди колонны махала руками и что-то выкрикивала Марианна Нитникова. Одетая в чёрный плащ партийная активистка. Сейчас оставшаяся не у дел, она примкнула к пенсионерам, чтобы поддержать их, вдохновить на борьбу с продажным режимом. Смело, товарищи, в ногу!

Однако за полквартала до Главного здания колонну уже поджидали другие сизые сплочённые ряды. Даже более многочисленные, чем у моста. Тугой полковник кричал приближающимся пенсионерам. В громадном фурагане, как со стационарным цирком на голове. Вскидывал мегафон привычно. Будто марионетку:

– Внимание! Остановитесь! Предупреждаю! Мы не допустим беспорядков! – Равнодушно ждал какое-то время реакции на свои слова. Снова вскидывал мегафон: – Предупреждаю! Мы применим спецсредствА!

Пенсионеры шли. Во всю ширину улицы. С красными высокими пьяными знамёнами. Нам терять нечего, гады! Вы нас узнаете!

Полковник махнул рукой: «Вперёд!» Снял фураган, стал протирать внутри платком.

Милиционеры налетели тучей. Сизой тучей. Замелькали палки. Пенсионеры роняли знамёна, закрывались руками. Иван Курочицкий рациональным боксёром (бывший спортсмен, чемпион города по боксу) ловко уходил от палок. Нырками, уклонами. Сумел поддеть кулаком двух-трёх (у мильтонов фуражки взлетали как крышки у откупориваемых бутылок), но его сбили на землю и начали пинать. (Особенно старались два курсанта в ублюдочных, будто бы американских, берцах.)

Марианна Нитникова сначала пыталась организовать оборону. Бегала, выкрикивала, призывала. Затем упорно тыкала молоденького милиционера острым кулачком прямо в лицо. Её потащили к машине будто вырывающуюся чёрную молнию,

Следом с заломленными руками уже бежал, пригибался Профотилов. Туголуков видел, как большая голова его точно ударялась о землю. Будто окровавленный мяч!

Стиснутого Георгия Ивановича кидало вместе с шарахающейся толпой, он рвался на помощь Профотилову и Курочицкому, что-то кричал. Но когда тех засунули в машину, словно разом успокоился. Как будто в стороне от всего, скакал по тротуару, удёргивал за собой бесчувственную ногу.

Демократизатором ударили сзади, по голове. Георгий Иванович полетел вперёд, пропахал щекой асфальт. Лежал в позе разбившегося аэроплана, пытаясь оторвать себя от земли. Подхватили какие-то парни, быстро поволокли…

Домой прикандыбал с сильно ободранной левой щекой и лбом, но довольный.

– Да что же ты делаешь, Горка! – ахнула Олимпиада. Кинулась в ванную за спиртом, зелёнкой и ватой. – Тебе ли туда соваться! – начала обрабатывать рану.

– Ниччче-го! Оо-ни нас узна-ааа-ли! (Это уж точно!)

Герой не чувствовал даже спирта. Ободранная в зелёнке щека у него явно сравнялась по массе с висящей парализованной. Как мог, рассказывал о Профотилове, потом о Курочицком. Восхищался ими: вот мужики!