Михаил Зуев - Седьмое дао дождя

И вот я сажусь на диванчик и начинаю тупо ждать. И так проходят сутки, и вторые почти проходят, и у нас с бабой кончается пиво, а она уже ничего говорить не может, только скулит по собачьи, и плакать не может, потому что слез нет. И ничего не хочется, только хочется пить.

Я несколько раз сознание терял, и уже ничего понять не мог. Иногда приходил в себя. Уже лежа на полу. И встать не мог, и пошевелиться почти не мог. А баба эта лежала на соседнем диванчике, и уже не двигалась. И помочь мне ни ей, ни себе было нечем.

Я думал, что меня уже нет. А поезд этот был, и он все шел и шел. А потом все погасло.

А очнулся я уже в этой палате. Мне сказали — это реанимация, и нашли меня в метро, в поезде. В пустом вагоне, там рядом баба мертвая лежала на сидении. И на полу валялась газета, в трубочку свернутая. И еще портфель с бешеными бабками внутри и сотовым телефоном в конце вагона. А больше ничего.

И всем это было странно, потому что поезд был весь битком набит, а этот вагон совсем пустой. Только баба мертвая и я. И мне сказали, что я сам тоже чуть не умер от обезвоживания организма. Что еще час, и было бы поздно. И еще — я был с бородой, как будто неделю не брился. А я бороды не ношу. Я бреюсь каждый день.

Солнце палило нещадно. Воздух был совсем сухим, наполненным гарью и пылью. Пот тек со лба на брови, капал с бровей на скулы, оставляя на щеках грязные солоноватые разводы. Поллитровая бутылка пепси давно кончилась, а отойти из очереди не было никакой возможности.

Димка механически закурил безвкусную сигарету из смявшейся в кармане цветастой пачки, почесал кончик носа и навскидку прикинул расстояние, остававшееся до входа в заветную дверь билетной кассы. Выстоять нужно было где-то метров сорок, от силы пятьдесят. Значит, делов на час-полтора.

Не так уж долго, подумал Димка, если учесть, что я торчу в этой проклятущей очереди аж с восьми часов. А, может, и с половины восьмого.

Тем временем возле заветной двери все происходило, как обычно. Два мента двигали ногами металлические загородки, то и дело отъезжающие в сторону под напором желающих купить билеты на концерт. На углу периодически тормозили всякие разные приличные автомобили; из них вылезали одинаковые, круто одетые, уверенные в себе люди; их менты почему-то пропускали в кассу без очереди.

Еще бы, пришло на ум Димке, попробовал бы этот малохольный прыщавый мент с дубинкой поставить хоть одного крутого в очередь — да взять хотя бы вот этого, на «мерине», в темных очках и с бычьей шеей. Ха, да этот бык сам кого хочешь в очередь поставит!

Впрочем, суета у кассы уже мало волновала Димку. Он мечтательно прищурился, представив себе воочию, как вернется домой с билетами, прямо из прихожей накрутит на старом потертом телефонном диске заветные шесть цифр, и невероятный, потрясающий капризный голос на том конце провода лениво скажет:

— Аллё!

Так скажет, с придыханием, неторопливо. В трубке на несколько секунд воцарится тишина, а потом Димка выпалит:

— Привет, Вероника! Это я.

А Вероника сделает вид, будто не поняла, и спросит:

— Ну и кто этот «я»?

А он скажет:

— Это же я, Димка!

А Вероника лениво спросит:

— Ну и что, Димка? Что, давно не виделись?

И уже соберется трубку повесить, а он выпалит:

— Давно! И я всегда хочу тебя видеть! Например, сегодня, на концерте во дворце спорта! У меня, между прочим, два билета есть!

И тогда Вероника сменит гнев на милость, и...

До двери оставалось уже метра два, когда на улицу выскочила красная потная кассирша в прилипшем к чему только можно крепдешиновом платье, и закричала:

— Не занимайте! Не занимайте! Билеты кончаются!

Хвост очереди недовольно заворчал, заколыхался. Впрочем, Димке вся эта суета «кто не успел — тот опоздал» была до лампочки. Ведь он уже протиснулся в кассу мимо волками глядевших на очередь ментов, и потоком людей его уже поднесло к окошку, и спустя несколько секунд заветные два билета уже лежали в правом кармане его стареньких джинсов, надежно прихлопнутые потной горячей ладонью.

Едва попадая от нетерпения ключом в замочную скважину, Димка распахнул обшарпанную дверь родительской квартиры, и бросился к телефону. На том конце провода раздались гудки — первый, второй, третий... На пятом Димка потерял счет. Он как длинная неуклюжая угловатая цапля переминался с ноги на ногу, прижимая телефонную трубку к уху и невидящим взглядом полируя старые обои на стене прихожей.