Екатерина Гордеева: Мой Сергей. История любви

Отец хотел, чтобы я стала балериной. И расстроился, когда я выбрала фигурное катание.

У него серо-голубые глаза, такие же, как и у меня, и доброе лицо. Только его выражение почти никогда не соответствовало тем словам, что отец говорил, — он был человеком строгим и серьезным.

Мои родители познакомились на занятиях хореографией; маме было в то время четырнадцать лет. Поженились они, когда ей исполнилось девятнадцать, ровно через год родилась я. Моя добрая, замечательная мама страстно любит своих детей; это человек, которым я восхищаюсь и горжусь. Она была в молодости необыкновенно красива, высокая — ростом почти метр семьдесят, с осиной талией, великолепной фигурой и походкой балерины. Каштановые вьющиеся волосы; у меня такие же. Мама всегда следила за ногтями, покрывала их красным лаком и не выходила из дома без макияжа. Я частенько словно завороженная наблюдала за тем, как она сидит у зеркала и приводит себя в порядок.

Мама всегда была очень ласкова с нами, детьми — моей младшей сестрой Машей и мной, улыбалась нам гораздо чаще, чем отец.

Работала она оператором телетайпа в ТАССе. Мама гордилась своей работой. Внешне мама отличалась от обычных женщин. Она носила туфли на высоком каблуке и красивые платья, которые отец привозил ей из своих заграничных гастролей. По делам службы ей тоже доводилось часто ездить в разные страны. Когда мне было одиннадцать, мама провела шесть месяцев в Югославии, а весь следующий год прожила в Бонне, в Западной Германии. А когда мама была в Москве, она работала по сменам: с восьми утра до восьми вечера или с восьми вечера до восьми утра.

Поэтому за мной и сестрой присматривала ее мама, наша бабушка, Лидия Ивановна Федосеева. Нас не нужно было устраивать в детский сад, нам не требовалась няня. Бабушка сыграла в моей жизни огромную роль. Невысокого роста, немного полная, она двигалась всегда проворно, ее переполняла энергия. Однажды, когда мне было двенадцать, мы тренировались на побережье Черного моря, и один из фигуристов оставил мою сумку с вещами в аэропорту в Москве. А произошло это вот почему: в поездках у нас мальчики отвечали за багаж, а девочки — за теннисные ракетки. Я сошла с трапа, держа в руках ракетку этого мальчика, но тут выяснилось, что он забыл про мои вещи.

В первый момент я готова была его убить. Пришлось позвонить домой и попросить, чтобы мне доставили мою сумку.

Бабушка отправилась в аэропорт, нашла ее там, но не стала посылать самолетом, побоявшись, что с ней опять что-нибудь произойдет. Вместо этого она села на ночной поезд, идущий в Краснодар, а потом на автобусе добралась до курорта, где мы тренировались. Охранник, стоявший у ворот, позвонил мне и сообщил, что прибыли мои вещи. Я пошла, чтобы их забрать, и увидела свою бабушку. В этот момент я чуть не расплакалась.

— Бабушка, что ты здесь делаешь? — спросила я.

А она ответила, что привезла мою сумку.

Она пробыла у нас всего несколько часов, потом снова села на автобус и точно так же, ночным поездом, вернулась в Москву.

Бабушка всегда коротко стриглась и делала аккуратную прическу. В девятнадцать лет она поседела, волосы стали белыми, точно бумага, и с тех пор она регулярно ходила в парикмахерскую красить волосы. У нее было такое милое лицо, а голос мягкий и добрый. Я просто обожала, когда она читала нам с сестрой перед сном книжки. Мне ужасно нравились сказки братьев Гримм. Очень, очень страшные.

В основном в нашем доме готовила бабушка, а я частенько помогала ей на кухне. Она научила меня шить и вышивать и мастерила все мои костюмы для фигурного катания, пока мне не исполнилось одиннадцать лет.

A еще бабушка научила меня, как удалять желток из яйца, а затем раскрашивать скорлупу. Это было перед Пасхой. Мы все любили этот праздник. За несколько недель до Пасхи бабушка брала тарелку, наполняла ее землей, сеяла траву и каждый день поливала. Утром в день Пасхи мы прятали разноцветные яйца в выросшую траву, а Маша их искала.

Мой дед — отец моей мамы — тоже жил с нами. Его звали Федосеев Лев Николаевич, а я называла его «дека» — сокращенно от «дедушка». Он был полковником и занимал высокий пост, преподавал в Академии бронетанковых войск, что позволяло нам вести если не роскошную, то весьма обеспеченную жизнь — по меркам Советского Союза. На работу дека всегда ходил в военной форме. Так, зимой это была теплая серая шинель, папаха и кожаные сапоги. Запах его формы казался мне диковинным, резким; после работы дед с удовольствием обедал, а в конце выпивал пару рюмочек коньяка.