Эндрю Ридкер - Альтруисты

Дверь открылась, и вошла Бекс.

— Ох, Фрэнни! — воскликнула она, обнимая сестру.

— Все не так! — рыдала Франсин. — Все должно быть по-другому! Я знала, что мама подпортит мне нервы, но даже представить не могла… — между всхлипами она икала, — что кому-то придет в голову… это так унизительно…

— Ну, ну, — ворковала Бекс, потирая сестре спину. — Все будет хорошо. Один день — подумаешь! Один-единственный день — это ерунда по сравнению с целой жизнью.

Тут в уборную вломился Артур.

— Знаю, что мне сюда нельзя. — Он замер на пороге. — Но вы нужны в зале. Мамаши сцепились не на шутку, и мне одному с ними не справиться.

Воскресным утром Мэгги проснулась за секунду до колокольного звона и обнаружила у своих ног Артура.

— Что… который час? — спросила она, роняя голову обратно на подушку.

— Я хотел извиниться.

— За?..

— За «Пиггис». Не надо было вести вас туда. Мне следовало подумать, поступить мудрее и добрее.

Мэгги зевнула и стерла с губ засохшую слюну.

— Давай проведем этот день вместе. Как папа и дочка…

Она пробубнила в подушку:

— Который час?!

Ответ был ей известен: шесть утра. У отца имелся внутренний будильник: каждое утро он просыпался в пять тридцать, а в шесть, помывшись и одевшись, уже будил детей, чтобы сообщить им какую-нибудь несрочную новость. В Риджвуде Мэгги привыкла просыпаться вместе с началом строительных работ на котловане — то есть в девять. А тут отец, утренний деспот, вздумал спозаранку забрасывать ее идиотскими предложениями! Она не знала, что ему ответить. Он устроил ей западню.

Мэгги встала и поморгала, чтобы окончательно проснуться. Артур уже был одет по-воскресному: белая, впитывающая пот футболка с воротничком и коричневые брюки. Не джинсы, не штаны хаки, а именно брюки — сшитые из неопознанного материала и продаваемые в магазинах, известных только отцам.

— Что думаешь делать? — спросила его Мэгги сквозь ком засохших в горле соплей. — Я бы съездила на мамину могилу.

— Обязательно, но как-нибудь потом. Будет еще время. Сегодня я хочу побыть с тобой. Пожалуйста.

— Ладно, ладно. Пойду оденусь.

Он вышел и затворил за собой дверь. Она встала с постели и потянулась. Сон понемногу покидал тело, но на смену ему из самого нутра поднималось нервное, трусоватое предчувствие недоброго. Воскресенья были для Мэгги одним сплошным колдовским часом. Открытым порталом в ад; беспросветным кошмаром, во время которого отзвуки перенесенного горя наслаивались на ее вполне заурядную тревожность. Воскресенья в Сент-Луисе давались Мэгги особенно тяжело. Город затихал, а ничто так не манило ее монстров, как тишина. Она вздрогнула при мысли о предстоящем пустом дне и решила провести его с Артуром.

По дороге в ванную она встретила в коридоре Итана:

— Нам надо обсудить фотографии.

— Какие фотографии?

— В столовой. На стене.

— А, эти… Из поездки в Замбию?

— В Зимбабве. Мама тебе не рассказывала?

Итан пожал плечами.

— О боже! Там такая история… Потом расскажу.

— Мне они показались милыми.

— Милыми?! А может, все-таки самовлюбленными? Эгоистичными? Мегаломаниакальными? Скажи хотя бы, что они странные и жуткие. Папа на них — эдакий белый спаситель.

— Зато у него довольный вид.

— В самом деле.

— Никогда не видел его таким счастливым.

Мэгги кивнула:

— И я.

— Ну, поэтому они мне и нравятся.

— Слушай, может, я сумасшедшая? Чувствую себя сумасшедшей. Он тебе мозги промыл, что ли? На балете?

— Он просто человек, — ответил Итан. — И мне кажется, в этот раз он действительно старается. Ты сама говорила, что все иначе. Разве мы не затем приехали?

— Ну да, ну да, — согласилась Мэгги. — В этот раз все иначе.

Она была настроена скептически. А куда деваться? Стоит потерять бдительность, сразу станешь уязвим — и, чего доброго, клюнешь на очередной коварный план отца. А тот явно что-то задумал. Что-то недоброе. Поэтому два часа спустя Мэгги крайне осторожно села в мамину старую машину.

— Позавтракала? — спросил ее Артур.

— Ага.

— Как следует подкрепилась? Домой мы еще не скоро вернемся.

— Откуда?

— Увидишь.

Она держалась целую минуту, пока отец выруливал на дорогу. С каждой секундой нервы сдавали все сильнее.

— Пап? Можно спросить тебя про… э-э… новый декор? В столовой?

— Конечно. Рад, что ты обратила внимание, — ответил он.

— Правда?

— Ну да. Я всегда хотел рассказать тебе про поездку в Африку.