Эндрю Ридкер - Альтруисты

— Это единственное, что восхищает меня в матери, — сказал он. — Она способна сама себя прокормить. Не каждая вдова может этим похвастаться. Но у малоимущих просто нет другого выхода, их никто не спрашивает…

— Она — пример для всех нас.

— Мне кажется или я слышу в твоих словах сарказм?

— Ну, если читать между строк, то моя мать не в состоянии себя прокормить. А стало быть, и восхищения она не достойна.

— Порой я забываю, что выбрал в жены мозгоправа. Слушай. Не всегда между строк что-то есть. Порой нужно читать только… сами строки. Знаешь, я видел твои заметки… «Возможное направление научной деятельности: герменевтика подозрений?» Иногда мне кажется, что мы бы ладили куда лучше, если бы ты воспринимала меня более поверхностно. Ты слишком глубоко копаешь, слишком критична…

— Я не «мозгоправ». Но я понимаю, куда ты клонишь. Твоя мать — которая, между прочим, не одобряет твой выбор…

— Что? Одобряет! Еще как!

— Ты бы слышал, каким унылым тоном она меня поздравляла, Артур. И то я ей сама позвонила. Практически напросилась на поздравления.

— Она ничего не имеет против тебя. Просто ей непонятно, зачем мы женимся, зачем вообще люди женятся. Им с отцом непросто жилось. Вот она и думает, что все остальные будут так же несчастливы в браке.

— Точнее, она хочет, чтобы все были несчастливы.

— Франсин.

— Говорю тебе, я ей не нравлюсь.

— Ей вообще никто не нравится, — сказал Артур.

— Включая тебя!

— Включая меня.

Они переглянулись и захохотали.

— Бред, — сказал он.

— Не то слово!

— Позвони своей маме. Посмотрим, что она скажет.

— Ладно. — Франсин покачала головой. — Позвоню.

Мама Франсин согласилась оплатить всю свадьбу. Целиком. Конечно-конечно, без проблем — только при одном условии. Свадьбу надо сыграть в Дейтоне. Франсин сказала, что подумает.

— О чем тут думать? — вопрошал Артур, расхаживая туда-сюда по комнате и массируя виски. — Она предлагает взять на себя все расходы!

— Да, но я не хочу возвращаться в Дейтон. Это должен быть наш день, а она хочет устроить праздник для себя. Поверь мне, она не умеет быть бескорыстной.

— Франсин…

— Вот увидишь. Она присвоит себе наш праздник. Сама все спланирует и организует. Соберет там половину Дейтона.

— Какая разница, кто придет? И какая разница, где будет свадьба? Она же берет на себя все расходы!

— Но это наш день!

— Неужели? После свадьбы все дни будут наши, да. А этот… этот не про нас. Он про то, как не дать твоей семье переубивать мою семью и нас самих. И наоборот. Так пусть этим займется твоя мать, раз ей так хочется!

Почему-то раньше Франсин не задумывалась о преимуществах делегирования. Она совершенно закопалась в кандидатской по этической теории Мерло-Понти, и времени на организацию свадьбы — тем более в такие короткие сроки — у нее действительно не было. Помолвка состоялась, и теперь дело шло к заветному дню бракосочетания. Франсин считала, что действовать нужно без отлагательств: если сейчас сбавить темпы, Артур будет тянуть волынку вечно. Но все же она не переставала лелеять надежду на красивую церемонию, непринужденный банкет и последующее безболезненное бегство в жизнь, которая — наконец-то — будет принадлежать только ей.

Она взглянула на Артура. Его лоб и виски блестели от пота.

Порой ей казалось, что в нем живет два человека. Один озлобленный и мелочный — настолько, что скрыть эту озлобленность и мелочность было невозможно: они проступали у него на лбу в виде обильного и вонючего пота. А второй человек — добрый, щедрый и заботливый. Именно он уехал в Африку помогать людям. Именно он во время их недавнего возвращения из Сан-Франциско тайком заглянул к стюардессам и попросил сообщить ему — посредством кодовой фразы, — когда самолет будет пролетать над Огайо. Через некоторое время стюардесса действительно подошла и спросила Артура, не проголодался ли он (Франсин это показалось странным, ведь еду еще даже не начали развозить). В ответ Артур подмигнул, кивнул многозначительно, расстегнул ремень безопасности и прямо в проходе опустился перед Франсин на одно колено, чтобы сделать любимой предложение в тысяче футов над ее родиной — отдав этим красивым жестом косвенную дань уважения истокам, не вынуждая ее к ним возвращаться. То, что самолет при этом двигался над Огайо в сторону Бостона, тоже было своеобразным кивком ее прошлому и решительным указанием в будущее. «Я знаю, кто ты, — как бы говорил Артур. — И знаю, кем ты хочешь быть». Франсин согласилась практически сразу.