Эндрю Ридкер - Альтруисты

Конечно, она понимала, что не стоило пропускать обед, но до обморока ее довел двенадцатилетний мальчишка, любивший распускать кулаки.

Два раза в неделю она приходила домой к Бруно Накахаре — якобы помогала ему и его брату делать уроки. Однако новообретенный интерес Бруно к смешанным единоборствам привел к тому, что все ее тело покрылось синяками — добытыми в нелегкой борьбе кровоподтеками цвета залежалого мяса. Бруно утверждал, что оттачивает на Мэгги свое мастерство.

— Ща наваляю! — проорал он сегодня, швырнув Мэгги на пол.

Хотя за встречи с Бруно ей почти не платили, Мэгги терпела и даже поощряла его побои. Они были наглядным доказательством того, что ее работа требует жертв. Мать Терезу всю скрючило, у Ганди ребра вылезли наружу. Ну а у Мэгги есть синяки. Признак сильного характера. Так всегда бывает с теми, кто пытается творить добро: рано или поздно обязательно получаешь по шапке.

Семья Накахара обитала в крошечной, но не слишком уютной квартирке, окна которой выходили на неказистое сердце Риджвуда, пересечение Сайпресс, Миртл и Мэдисон-стрит — негативное пространство, где тихими воскресными вечерами можно было услышать все составляющие района по отдельности: отбивающие время церковные колокола, потрескивающие неоновые вывески, тридцатилетнюю вражду лысого человека и голубя.

— Уфф, — пробормотала Мэгги.

Она кое-как выбралась из-под Бруно и заковыляла по комнате.

— Кажется, у нас по-прежнему проблемы с самоконтролем.

Она всегда говорила «мы», имея в виду кого-то из мальчиков. Это помогало установить доверительные отношения.

В гостиной семьи Накахара неизменно стояла вонь горелых такитос, пицца-роллов и прочих полуфабрикатов, составлявших рацион Бруно. Эту вонь то и дело пронзали насквозь пуки полудохлого золотистого лабрадора по кличке Цветик, давно уже залегшего в угол умирать. Пол был застелен ковром грязно-бежевого цвета, похожим на лежалый снег у обочины дороги. Над коричневым диваном из кожзама висели два портрета в рамочках: Майкл Джексон и (Мэгги спросила) Петр Порошенко.

— С самоконтролем проблем нет. Просто у меня ОВР, — сказал Бруно, имея в виду оппозиционно-вызывающее расстройство, про которое он вычитал в интернете. — Это реальный диагноз, между прочим. Есть такое расстройство!

Однако правильная постановка диагноза — еще полдела.

— Вот именно, расстройство, — сказала Мэгги. — Не болезнь.

За полгода их знакомства Бруно перебрал множество увлечений, среди которых были выкидные ножи, чревоугодие и пиромания. Хотя Мэгги считала смешанные единоборства попыткой чокнутых боксеров найти философское оправдание своей тяге к рукоприкладству, это хобби Бруно нравилось ей больше остальных. Все же спорт, как-никак. И дает видимые результаты. Плоды Бруновых трудов сперва стали заметны на его собственном теле, а затем перекочевали и на ее.

— Уроки сделаны! — крикнул Алекс из-за кухонного стола заливистым, словно колокольчик консьержа, голосом.

Если Бруно был крепыш (как зверушка из воздушных шариков: мускулистые и раздутые руки-ноги с тонкими тугими сочленениями), то его брат казался миниатюрным и грациозным, гладеньким, обтекаемым. Чистая кожа, иссиня-черные волосы.

— Наша тренировка окончена? Тогда делай математику. Ах да! Сперва вытащи из духовки то, что там обуглилось, пожалуйста.

Она расстегнула ремень, которым ее большая плечевая сумка крепилась к груди, и та упала, тихонько звякнув молниями, на ковер. Освободившись от сумки, Мэгги начала готовить квартиру к предстоящим занятиям: положила три остро наточенных карандаша поближе к доминантной руке Алекса, а затем села на стул Бруно, чтобы свернуть окно с кровавой компьютерной игрой и открыть «ворд».

И тут, словно по сигналу, в кухню заглянул отец мальчиков — затрапезного вида японец, с которым ее до сих пор не познакомили и который почти не говорил по-английски, что было странно, ведь мальчики не знали японского. Он окинул комнату долгим озабоченным взглядом и вновь скрылся в спальне.

— Бруно, садись!

Тот хмыкнул и поплелся в кухню.

Мэгги была чутким деспотом. За ее строгостью крылась бездонная нежность к мальчикам. Ей вовсе не нравилось их наказывать. Она бы предпочла, чтобы они слушались ее просто так, из уважения. Причем она не ждала от них абсолютной безропотности. Детское уважение часто бывает больше похоже на неуважение. Так уж будущие подростки проявляют свою любовь. На ум пришла мысль одного выдающегося антрополога, которого она читала в университете: первым делом нужно заслужить уважение туземцев. Или не «туземцев»… Впрочем, не суть.