Жан-Мари Леклезио - Битна, под небом Сеула

Жизнь пошла своим чередом, но госпожа Лим по-прежнему навещала госпожу Янг. В конце концов она нашла ей небольшую работу в швейной мастерской неподалеку от комплекса « Good Luck!». Женщины словно поклялись друг другу постоянно обмениваться весточками. Быть вместе даже тогда, когда им ничто не угрожало. Беседовать, отправлять друг другу сообщения с мобильных телефонов, время от времени даже навещать друг друга. Единственное, что огорчало госпожу Лим (а вместе с ней и всех в округе), это то, что после того знаменательного вечера, когда госпожа Ян решила умереть, мадемуазель Китти исчезла. Она больше не появлялась в салоне причесок и не приносила записок. Господин Кан объяснил это тем, что она в конце концов нашла себе другое местечко, поспокойнее, где не разыгрывались такие драмы. Кошки любят покой, это всем известно. Но госпожа Лим думала, что тут должна быть иная причина, пусть несколько безумная, но многое объясняющая: мадемуазель Китти – Странница – не обыкновенная кошка. Она – божество, призрак или что-то в этом роде. Если бы госпожа Лим была христианкой, она сказала бы, что это – ангел или (если бы мадемуазель Китти родилась не белой, а черной) демон. Но госпоже Лим был ближе буддизм, а потому для нее все это означало, что мадемуазель Китти действительно была Странницей, что она странствовала через жизни, через миры, исполняя свою миссию, исправляя что-то в чужих жизнях, возможно, во искупление ошибки, совершенной ею в молодости, когда она позволила умереть от горя своей младшей сестре; госпожа Лим вспомнила, что слышала уже эту историю, дело происходило не в жилом комплексе « Good Luck!», не в корпусе Б, об этом говорили по телевизору, или это было напечатано в газетах, что-то про певицу, которую нашли повесившейся у нее в квартире среди страшного беспорядка и пустых бутылок из-под соджу. А может, это все выдумки, легенда, одна из тех, что появляются в этом городе, где каждую минуту происходит множество разных вещей, странных, прекрасных или ужасных – на любой вкус.

Я перестала навещать Саломею. Нет, я не забыла ее, но учеба в университете и семинары, организацией которых я должна была заниматься три раза в неделю, съедали всё мое время. К конверту с пятьюдесятью тысячами вон я так и не притронулась, может быть потому, что считала себя обязанной продолжить начатое, а может, из-за женщины, изображенной на купюрах, высокой и немного печальной, которая напоминала мне Саломею. Эти деньги будто говорили мне: «Не забывай меня! Приди, проведай меня!» Мне даже слышался ее низкий голос: «Не будь жестокой!» Денег, которые я получала за семинары, хватало на оплату жилья, а в остальном я как-то сводила концы с концами, употребляя в пищу главным образом рамин [22] Рамин (или шин рамин) – корейская лапша быстрого приготовления. и кимчхи [23] Кимчхи – блюдо корейской кухни, представляющее собой остро приправленные квашеные овощи, в первую очередь пекинскую капусту. . Моя бабушка, помню, утверждала, что питаясь одним только кимчхи – утром, днем и вечером, – вполне можно прожить. На такой диете, рассказывала она, и сидели люди, когда, заподозрив жителей провинции Чолладо в прокоммунистических настроениях, правительство Ли Сын Мана [24] Ли Сын Ман (1875–1965) – первый глава Временного правительства Республики Корея в изгнании, а также первый президент Республики Корея (Южная Корея). стало морить их голодом.

А еще в моей жизни произошло что-то новое. Как-то, проводя вечер с друзьями, я встретила господина Пака, того самого молодого человека из книжного магазина в Чонногу, и мы с ним стали иногда встречаться по вечерам. Я узнала его имя: звали его вовсе не господин Пак, а господин Ко, потому что родом он был с острова Чеджудо [25] Чеджудо – самый большой остров и самая маленькая провинция Южной Кореи. Был известен европейцам под названием остров Квельпарт. . Правда, я продолжала звать его именем, которое сама придумала, чтобы не переучиваться: сам-то он взял себе христианское имя Фредерик, в честь Фредерика Шопена, потому что очень любил фортепьянную музыку.

Естественно, он рассказал мне кое-что о Саломее. Знал он ее не очень хорошо; по его словам, они познакомились, когда он принес ей заказанные в магазине книги – романы на английском и французском языках, научные издания по медицине, по психологии. Разговаривая с ней, господин Пак понял, что я могла бы стать ее компаньонкой – не для бесед, не для того, чтобы менять ее образ мыслей, а чтобы разделить с ней вымышленный мир, в котором она жила. Когда человек болен, говорил господин Пак, мир вокруг него становится полностью вымышленным, – и я думаю, что он прав. И днем, и ночью я постоянно видела его лицо и ничего не могла с этим поделать. Мне нравилось в нем всё, особенно миндалевидные глаза, черные-черные и блестящие, в обрамлении ровных ресниц, и брови (я помню, как мама говорила, что самое красивое, что только может быть в красивом юноше, это брови) – изящно выгнутые, словно нарисованные углем. Мне нравился цвет его кожи, смуглой, почти красной, его коротко подстриженные волосы, сильные руки с длинными пальцами, заканчивавшимися прямоугольными ногтями: однажды он признался, что ему не хватает терпения придавать им округлую форму, что он просто подстригает их щипчиками в три приема – щелк, щелк, щелк!