Президент совсем пал духом. Настроение несколько изменилось лишь на следующий день, когда он увидел на одной из станций метро первый номер своего еженедельника "Всадник". Его продавала размалеванная девица вместе с порнографической макулатурой, размноженной на ксероксе и ротапринте. Едва Исаак Давидович потянулся к своей газете, продавщица вынула изо рта сигарету с измазанным помадой фильтром.
— Не лапай!
— Что? — удивился Хозер.
— Давай рваный, бери и катись, — дохнула она на него не то одеколоном, не то перегаром. — Интеллигенты сраные — в карманах ни хрена, а гонору — беспредел…
— Девушка, это же моя газета, — попытался улыбнуться Исаак Давидович, — как же вы так с главным редактором…
— А мне начхать, чия она. Не берут ее — помочалят и бросят. Херовый ты редактор, дядя. Не идет твой товар. Лучше бы платный сортир открыл и меня на работу кассиршей взял.
— Ты пьяная, — вспыхнул Хозер, — ты же не помидорами на базаре…
— Пошел на… — коротко отрубила она и повернулась к заросшему щетиной азербайджанцу, торгующему цветами. — Хадыр, а ко мне опять грамотный хмырь пристает! Главный редактор этой херни!..
Исаак Давидович встретился с дикими глазами азербайджанца и поспешил прочь — очевидно, попал под горячую руку после какого-то инцидента. Теперь нужно все выбросить из головы и успокоиться, еще не хватало тратить себя на всякую мразь. Но не тут-то было. Только что пережитая сцена с первым номером "Всадника" саданула его под левую лопатку, рука обвисла как плеть. Упершись плечом об автомат для размена монет, он выронил из рук дипломат и позеленел. Сержант милиции, болтавший с дежурной по станции, поспешил к нему и ухватил под мышки.
— "…Иисус никогда не смотрел на детей с высоты, в его глазах не было ничего осуждающего. Он укорял и учил, но никогда не осмеивал и не судил. Он протягивал к ним руки и привлекал их к себе. Он гладил их по детским головкам и наставлял, наставлял…" — бормотал Исаак Давидович посиневшими губами, под языком таяла обжигающая таблетка валидола. Сержант принес стакан воды, и он, прислонившись головой к грязным панелям милицейского КПЗ, медленно выпил ее.
— Сказка, наивная сказка, — отчетливо проговорил он, видя внутренним оком животные глаза Хадыра-цветочника.
— Что вы сказали? — удивился милиционер.
— Я сказал, что Евангелие — это сказка…
— Этому нас в первом классе учат, — расплылся до ушей сержант. — Кстати, ваши документы, гражданин.
Хозер с трудом достал бумажник и протянул свой нансеновский паспорт.
— О, иностранец! — взял под козырек счастливый блюститель порядка. — А как хорошо по-русски говорите. Прям-таки свой. Давайте я вас провожу.
— Благодарю, я сам, — поднялся со стула Исаак Давидович, чувствуя к сержанту такое же отвращение, как к продавщице его газеты и цветочнику Хадыру. — Советские люди — совершенно новый тип людей, ни на кого не похожий.
— И самый лучший, — радостно согласился сержант. Он вывел иностранного гостя из метро и усадил в такси.
Подъехав к гостинице, Хозер неожиданно увидел Гаршина. Это его очень обрадовало. Костя показал рукой вперед и поспешил к своей желтой "Ладе". Президент покопался в бумажнике и хлопнул себя по колену.
— Забыл одну вещь купить, — улыбнулся он таксисту. — Будьте добры, к ближайшему универмагу.
Через пять минут Исаак Давидович вышел из машины рядом с ЦУМом. Как только такси отъехало, к нему подкатил Костя, и они молча заколесили по столице, выбираясь на окраину.
— Нехорошо, господин президент, — остановил машину Гаршин на тихой безлюдной улице. — Долги отдавать надо вовремя.
— Лучше поздно, чем никогда, — сердито ответил Хозер. — Вы тоже меня здорово подставили с приложением.
— Не подставил, а подстраховал. Привезли?
— Конечно, я человек слова.
— Ну и прекрасно. Теперь скажите: вам что-нибудь говорит кличка Сигма?
У президента похолодели руки. Это случалось в минуты крайнего нервного напряжения.
— Дня за два до отъезда Лямбды, с балкона четырнадцатого этажа не то выбросился, не то выбросили… Словом, Сигмы больше нет.
Хозер задумался. Интересно, как кончит он? Хотя для него нет таких категорий, как свои и чужие. Он просто игрок, и эта игра кормит его и питает все его творчество. Он гражданин Земли, а не какого-то ее островка или океана. Он никогда не был патриотом и никогда им не будет. Его не должны убить, потому что он не уголовник и не преступник, и на нем нет крови. Если его схватит ГБ, то он может оказать очень значительные услуги и выкупит свою жизнь. А где будет его могила — на Колыме или под Парижем — ему плевать…
Читать дальше