Дэвид Юн - Весь мир Фрэнка Ли

– Здесь теперь один китайцы. Раньше быть мексиканцы, но теперь один китайцы. Они все занят. Вон вывеска «Хонг Фу Сян тян-пян-мян», ха-ха-ха.

– Чанг-чонг-чинг-чонг? – отвечает мама со смехом.

– Да ладно вам… – говорю я.

– Они есть все, – объясняет папа, – ухо свинья, хвост свинья, ноги кура, все они есть.

Мне хочется сделать фейспалм, но я провожу рукой по ноге. Корейцы сами едят «странные» вещи – морские огурцы, живых осьминогов, желе из желудей, и все это очень вкусно. Белые люди, черные люди, индусы, ямайцы, мексиканцы – все люди едят разные странные штуки, и это очень вкусно.

Я хочу все это сказать, но понимаю, что не могу. Это будет бесполезный разговор. Моих родителей не переубедишь, они считают, что корейцы особенные.

– Чинг-чонг-чанг-чанг? – продолжает мама.

Папа смеется, стараясь не расплескать свое адское пойло. На мгновение я представляю себе, какими были мои родители до рождения Ханны и меня. Эдакая сладкая парочка. Воркуют друг с другом на корейском, я почти ничего не понимаю, но, к моему удивлению, я вдруг узнаю слово jjangkkae, которое в переводе с корейского означает «китаеза».

Если бы я был обычным подростком, я бы уткнулся в свое обезьянье зеркало (так Кью называет смартфоны) и лайкал бы чьи‐то тупые посты. Или, может, записал бы пару битов, если бы почувствовал прилив вдохновения. Но тогда меня бы точно укачало. Так что мне приходится наслаждаться настоящим, всей прелестью этого расистского мгновения.

– Расисты вы, вот вы кто, – говорю я.

Я настолько привык к расизму родителей, что даже не спорю с ними больше. Это все равно что пытаться заставить ветер дуть в другую сторону. «Вы же в курсе, что до того, как вы сюда приехали, здесь жили некорейцы? – говорил я раньше. – Вы понимаете, что Корея – маленькая страна и в мире живет куча людей, о которых вы ничего не знаете?»

Спорить с мамой и папой бесполезно, потому что ветер дует туда, куда ему вздумается, руководствуясь лишь своей дебильной ветряной логикой. Какой смысл пытаться переубедить их, если они всегда говорят в свое оправдание: «Мы просто пошутить»? Вот и сейчас то же самое.

– Не расисты, – говорит мама обиженным тоном, – мы просто пошутить.

«У Джо Сонг есть бойфренд, и он китаец, третье поколение иммигрантов», – говорю я. То есть, конечно, не говорю. Если скажу, то жизнь Джо сразу же превратится в ад, потому что моя мама позвонит ее маме. Моя мама обязательно позвонит. И тогда Джо соберет у себя в гараже дрон, который изрубит меня на кусочки лазерными лучами, пока я сплю.

Хотя мне, конечно, очень хочется это сказать. Ведь мы же живем в Америке, и я не люблю расизм. «А вы знаете, – сказал бы я, – что американцы корейского происхождения составляют всего полпроцента населения страны? Вы об этом подумали, перед тем как переехать сюда? Вы надеялись на то, что сможете спокойно игнорировать оставшиеся девяносто девять с половиной процентов населения?» Но я этого не говорю. Вместо этого я задаю вопрос про Кью:

– А если бы Кью был китайцем? Вы бы тоже кривлялись – чинг-чонг – перед ним?

– Нет, – отвечает мама обиженно.

– Значит, смеялись бы над ним у него спиной.

– Нет, Фрэнк.

– Вы ведь зовете его между собой geomdungi?

– Фрэнк, айгу! – Мама бросает на меня недовольный взгляд в зеркало заднего вида.

По-корейски geomdungi – это «ниггер».

– Кью – нормальный парень, – произносит папа, не открывая глаз.

Кажется, что он говорит во сне. Его голос звучит спокойно и уверенно, несмотря на то что папа пьян. – Кью как семья. Мне нравиться Кью.

И хотя папа так говорит, можно по пальцам одной руки пересчитать, сколько раз Кью был у нас дома за все те годы, что мы дружим. И каждый раз, когда он приходит, родители кое‐что прячут.

Они прячут это за улыбками. Мама с папой улыбаются, Кью улыбается – все улыбаются и делают вид, что никто не видит призрак Ханны. Просто по логике родителей Кью хороший, потому что он всего лишь друг, потому что он парень и доброе имя нашей семьи не стоит на кону.

Но я все равно боюсь, что мама с папой могут случайно сказать или сделать что‐нибудь, что заденет моего лучшего друга. Поэтому, когда он заходил в гости, я старался все делать быстро и аккуратно: здороваемся с мамой и папой и с улыбочкой, с улыбочкой, с улыбочкой поднимаемся прямо ко мне в комнату, где играем в дурацкие старые игры на моем древнем компе. В конце концов я стал постоянно зависать у Кью. Лучше уж так, чем все эти улыбки.

В салоне автомобиля тихо. Слышен только свист ветра. На секунду мне даже показалось, что я доказал свою точку зрения, задавил родителей аргументами, взорвал мозг. Все мы одной крови, это Америка! Когда‐нибудь все униженные будут возвышены!