Дэвид Юн - Весь мир Фрэнка Ли

– Фрэнк, – говорит Кью, – чтобы говорить, надо открывать рот.

– Ну-у-у, – отвечаю я. – Я думаю.

Кью смотрит на меня выжидающе.

– Наверное, она должна быть доброй. Это главное качество.

Кью приподнимает брови:

– То есть не должна быть подлой. Я тебя понял.

– И она должна меня смешить, – добавляю я.

– Есть какие‐нибудь другие важные качества?

Я задумываюсь. Мне кажется, что все остальное – хобби, вкусы, предпочтения в музыке и одежде – почти не имеет значения. Поэтому я отрицательно качаю головой. Кью пожимает плечами.

– Суперромантично. В прямом смысле этого слова.

– Ну да.

Некоторое время мы смотрим на фонтан. Потом я лезу в передний карман джинсов и достаю две монетки – одну для себя, вторую для Кью. Он бросает свою в фонтан с пукающим звуком, я, на секунду сжав монетку в ладони, бросаю тоже – плюх! Мы всегда так делаем, перед тем как уйти. Это стало для нас уже своего рода традицией. Наши монетки падают на кучу других желаний, которые уже покоятся на дне, – к мечтам о хороших оценках, о продвижении по службе, о выигрыше в лотерею и, конечно же, о любви. Из искрящейся воды никто не появляется.

Я не сказал Кью о том, что у меня есть еще одно требование к идеальной женщине. Я не хочу говорить о нем вслух, хотя именно из‐за него больше всего переживаю. Моя идеальная женщина должна быть, скорее всего, американкой корейского происхождения. Не то чтобы это было обязательно. Мне не следовало бы придавать этому такое значение. Но так все было бы гораздо проще.

Я лишь дважды пробовал войти в глубинные воды отношений с девчонками, и каждый раз меня что‐то удерживало от полного погружения. Меня словно разбивал паралич. Наверное, я просто не мог решить, что хуже – встречаться с девушкой, которую мои родители возненавидят, или с девушкой, которая им понравится: в первом случае меня подвергли бы остракизму, а во втором стали бы контролировать каждый мой шаг.

К тому же надо учитывать и то, что корейцы составляют всего один процент жителей штата Калифорния, и из этого числа только двенадцать процентов – девушки моего возраста. Получается одна девушка примерно на восемь квадратных километров. Вычтите тех, которые уже заняты, и тех, с которыми я не найду общего языка, а потом – и это самое ужасное – примите во внимание требования, которые я предъявляю к идеальной женщине, и претенденток станет еще меньше. Озеро Надежды превратится в лужу. Поэтому пока лучше убрать образ идеальной девушки в долгий ящик. Вообще я уже много лет так и делаю.

– Мечтать не вредно, – говорит Кью.

– Мечтать не вредно, – соглашаюсь я.

Точно так же как и у нас с Ханной, у магазина родителей два имени. Официально он называется Fiesta Hoy Market [1] Магазин «Праздник сегодня» (исп.) . – название настолько тупое, что я даже переводить его не буду. А второе имя – просто Магазин. Именно так мы его и называем между собой. Мама с папой работают в Магазине каждый день с утра до вечера. И в выходные, и в праздники, и 31 декабря – 365 дней в году. С тех пор как родилась Ханна, родители ни разу не брали отпуск.

Мама с папой получили этот магазин от старой корейской пары из первой волны иммигрантов, тех, что приехали в Америку еще в 1960‐х. Никаких контрактов – никакой бюрократии. Их познакомил хороший общий друг. Потом был чай, ужины и, наконец, множество глубоких поклонов, за которыми последовали теплые рукопожатия (обеими руками). Хозяева хотели, чтобы Магазин попал в хорошие руки. В хорошие корейские руки.

Магазин находится в часе езды от нашего пугающе совершенного пригородного дома в Плайя-Месе, в той выжженной солнцем части Южной Калифорнии, где живут в основном мексиканцы и афроамериканцы. Это словно другой мир.

Бедные жители того района расплачиваются за покупки в Магазине «продуктовыми марками» – талонами на питание, которые малоимущие получают от государства. Эти «продуктовые марки» потом обмениваются на деньги, которые откладываются мне на колледж. Вот вам современный вариант американской мечты. Надеюсь, в следующей итерации американской мечты не придется отбирать у людей талоны на еду.

Сейчас я в Магазине. Стою, прислонившись к прилавку. Лак в центре столешницы стерся, и это пятно, словно годичные кольца на дереве, рассказывает обо всем, что видел этот прилавок: конфетах и пиве, подгузниках, молоке и пиве, мороженом и пиве, и снова пиве.

– В аэропорту, – как‐то сказал я Кью, – всем иммигрантам дают клочок бумажки, где написано, чем они будут заниматься. Грекам достаются дайнеры, китайцам – прачечные и химчистки, а корейцам – алкомагазины.