Алиона Хильт - Любовь с немецким акцентом [litres]

Я вернулась в свой дом с очень скомканными чувствами. Мне было и страшно, и неуютно, и волнительно одновременно. Открывая дверь своим ключом, я думала о том, как выглядит мой муж. Нет, конечно же, я не забыла его лицо, но я скорее пыталась представить его выражение. Каким оно будет: будет ли он рад моему приезду? Или раздражен, как обычно? Или ему вообще будет все равно?

Неожиданно поймала себя на мысли, что самый плохой вариант – третий, когда ему будет все равно. Когда я улетала, накал между нами был нереальный, а к воздуху можно было подключать электростанцию, такое сильное было напряжение… Интересно, оно осталось?

Мне было очень неловко перешагнуть через порог, но тут ко мне со всех ног побежала моя малышка.

– Папа!!!! Мама вернулась!!! – закричала она и обняла меня крепко за ногу. – Мамочка, папа на тебя ругался, и ты улетела в Петербург поэтому, да?

Она все понимала, несмотря на свой возраст, – Арджуне не было еще четырех. Армин поздоровался со мной, и было в его взгляде что-то едва уловимое, похожее на усталую надежду. Не знаю, как объяснить.

Я не могла понять, чужие мы или нет. Когда улетала, я была в этом уверена, сейчас же при виде Армина у меня что-то екнуло в самом сердце. Там, в Петербурге, мне не хватало его привычек, общения и близости, а тут, в Германии, я стояла в прихожей с тяжким грузом на сердце, который было необходимо сбросить, только я не знала как. Никто из нас не решался начать разговор, никто не понимал как. Самое сложное в любом деле – начать, сделать первый шаг, на который надо просто решиться. Это как окунуться в ледяную реку: подходишь к берегу, трогаешь воду, и тебе сложно решиться зайти. Тихая гладь воды или, наоборот, быстрое течение манит, ты устал от душной невыносимости летней жары, так хочется освежиться, но вода кажется слишком холодной. Тогда ты отходишь на расстояние, набираешь воздух в легкие и с разбегу ныряешь в реку. В первый момент вода тебя обжигает, кажется, что сердце на миг замерло, а в кожу вонзается тысяча иголок… Это ощущение длится недолго, и самое страшное уже позади. Зато влажная свежесть прохладной воды обволакивает тебя, как кокон, по телу разливается какое-то космическое тепло, ты его чувствуешь физически и даже немного гордишься собой и своей смелостью…

Я не помню, с чего начался наш разговор. Помню только, что выпила за ужином практически целую бутылку вина, то ли от стресса, то ли для смелости, а потом мы впервые за долгое время вместе уложили Арджуну спать и даже рассказали ей какую-то сказку, перебивая друг друга.

Спустившись вниз, в гостиную, Армин налил мне еще вина.

– Я так боялся тебя потерять, я делал все, чтобы этого не произошло, понимаешь? – говорил Армин, чуть ли не плача.

– Скорее ты сделал все, чтобы меня потерять, – отвечала я.

– От собственного бессилия, видя, как ты от меня ускользаешь…

– А мне казалось, наоборот…

– Я часто спрашивал себя, почему ты так изменилась? Что случилось?

– Потому что я расту! Люди меняются, это естественно! Мне хочется развиваться, расширять кругозор, а ты топчешься на одном месте и пытаешься меня затянуть в свое болото. Пойми, впереди еще вся жизнь, мои амбиции…

– Твои амбиции. Я во всем винил их! Ты отстранилась от дома, я видел, что ты пыталась найти любой повод, чтобы сбежать, и что для тебя гораздо важнее семьи были твои амбиции.

– Но это не так! Просто сам посуди, когда дома ждет недовольный муж, для которого ты всегда во всем виновата, как мне может хотеться бежать домой после работы?

– Но я никогда не винил тебя ни в чем…

– У тебя были идеальные представления о семье, понимаешь? – Я пыталась достучаться до его разума. – В жизни все совсем не так! Почему, женясь на жар-птице, ты решил, что я добровольно стану курицей-наседкой, скажи мне?

– Я так не решал… – пытался он возразить.

– А как тогда? Как тогда это произошло? Из-за твоих нереализованных амбиций ты хотел, чтобы и я о своих забыла? Все это тяжелое время я была на твоей стороне, поддерживала, как могла… Но ты был невыносим, ты обрубал все мои попытки. Как будто если тебе не на что жаловаться, ты несчастен. К тому же ты мной манипулировал!

Вот так, фраза за фразой, подхватывая друг друга, мы проговорили всю ночь. Все, о чем мы молчали все эти годы, все то, о чем не решались друг друга спросить, и даже больше… Оказалось, мы воспринимали одни и те же ситуации, одни и те же действия настолько по-разному! Я спрашивала себя снова и снова, почему мы не говорили об этом раньше? Почему не давали друг другу выговориться и обсудить все вот так, без купюр, без недосказанностей? Как мы могли так далеко зайти в нашем взаимоНЕпонимании? Неужели нужно было достигнуть точки невозврата, чтобы друг друга понять и, самое важное, – принять?