Алиона Хильт - Любовь с немецким акцентом [litres]

– Но хорошо ли ты понимаешь масштаб творческой и интеллектуальной личности моей дочки? – Маминых знаний немецкого не хватало, чтобы доходчиво объяснить, что именно она имеет в виду.

– Да, Алиона очень умная, я знаю, – сказал Армин, но это был ответ на другой вопрос.

Мама хотела объяснить, что хотела сказать, и открыла принесенный с собой словарик на первой странице. Год издания был годом рождения Армина. Напротив нее сидели совершенно разные люди: ее девочка в короткой юбке и ботфортах на высоких каблуках с копной нарощенных кудряшек на голове, эдакий «свободный художник», и Армин – в наглаженном костюме, рубашке с запонками, очень правильный с головы до ног. Мама закрыла словарь и сказала:

– Может быть, ничего серьезного и не выйдет из вашей истории…

– Почему же, выйдет! У меня это очень серьезно, – уверенно сказал Армин.

На этом встреча была закончена.

– Горько! Поздравляем! – кричали нам прохожие, когда мы с Армином вышли на улицу.

Свадебная пара при полном параде – абсолютно привычное явление для центра Санкт-Петербурга. Молодые заказывают у фотографа фотопрогулку и обычно после регистрации брака в ЗАГСе или во Дворце бракосочетания бросают своих гостей и направляются за коллекционированием кадров на фоне достопримечательностей нашего города. Спас-на-Крови, сад у Михайловского замка, Исаакиевский и Казанский соборы, Медный всадник и Зимний дворец, – фото с этими памятниками культуры есть, по-моему, у каждой пары, поженившейся в Северной столице.

На мне было свадебное платье, купленное еще в то время, что я собиралась замуж за Алту. Оно было недорогое, состояло из двух юбок: мини и длинной фатиновой и расшитого бисером и стразами корсета. Платье было бывшим в употреблении, и, судя по его состоянию, не единожды: корсет помялся, а юбка была порвана и чем-то залита, но мне оно так понравилось и стоило это чудо текстильной промышленности так дешево, что я не думала ни минуты, написала его владелице и купила в тот же вечер в переходе на Техноложке. Сдать в химчистку его не составило труда, но вот юбку отремонтировать было невозможно. Не долго думая, я взяла большие хозяйственные ножницы и просто обрезала наискосок порванную и залитую чем-то непонятным часть подола. Фасон получился очень интересным, чем-то напоминая мне платье любимой Милагрос из «Дикого ангела».

– В самый раз! Ни у кого такого платья точно нет! – подумала я тогда, и платье поселилось в моем шкафу ждать своего звездного часа, который так и не наступил…

В день нашей фотосессии я была так рада, что наконец-то платье не будет висеть без дела! Армин зашнуровал мой корсет и сказал:

– По-моему, ты сумасшедшая! Но очень красивая!

– Я знаю! – засмеялась я, поправляя его галстук на свадебном костюме.

Я взяла тот самый букет, который он подарил мне на второй встрече, он был точь-в-точь как свадебный, а цветы казались совсем настоящими!

Выйдя на улицу, мы держались за руки, и все происходящее мне казалось таким естественным: внимание прохожих, их искренние пожелания, крики «горько!»…

– А что они кричат? – спросил Армин, услышав это в двадцатый раз.

– Горько! Это значит… горько… обычно на свадьбах гости таким образом просят молодоженов поцеловаться, а потом еще считают, насколько поцелуй долгий.

– А у нас ложкой по бокалу стучат в таком случае. А это нормально, что нам кричат «горько!» абсолютно посторонние люди на улице?

– Честно? Не знаю! Я никогда не ходила по улицам в свадебном платье и с женихом. Но думаю, что ничего такого в этом нет, нас поздравляют.

– Какие вы, русские, интересные! Надо же! – сказал Армин и улыбнулся. – Мне это нравится!

В тот день мы обошли весь центр, сфотографировались у каждого музея, прогулялись по Эрмитажу, и все вокруг говорили, какая мы красивая пара, и желали нам долгих лет жизни! Мне и вправду на какое-то мгновение показалось, что это наша свадьба. Мы с Армином кружились в танце прямо на Малой Садовой улице, и вместе с нашим фотографом толпа китайских туристов щелкала нас на свои телефоны и фотоаппараты.

Армин все время боялся сделать слишком длинный шаг и наступить на мой подол или на белые туфли, он развернул меня, чтобы обнять сзади, как вдруг я почувствовала, что каблук застрял между плитками. В то время, пока он меня разворачивал, каблук прочно сидел в щели, и к концу поворота я услышала треск, и вдруг вместо правой туфли на мне оказалась балетка на плоской подошве. Туфли были безнадежно испорчены, ходить в них было невозможно!