Раздетая Ксюша недвижимо лежала поверх одеяла, и Сильвер с пронзительной болью увидел, как она хороша. Парень стаскивал с себя трусы и при появлении Сильвера замер.
— Действуй, — сказал Сильвер и прислонился к стене, скрестив руки на груди.
— А вы… — начал парень.
— А я буду здесь стоять.
— Смотреть, что ли? — снова растерялся синеглазый. — Мы так не договаривались. Я не смогу.
— Сможешь. Сто баксов сверху.
— Но я правда…
— Двести! Триста!
— Ну, ваше дело… — вздохнул синеглазый.
Как выдержал Сильвер все последующее, уму непостижимо… Следя стеклянным взглядом за происходящим на его постели, он думал только о том, когда все это кончится.
А это все не кончалось. Синеглазый парень механически занимался привычным делом. Но на него Сильверу было наплевать. Он ужаснулся тому, как на глазах менялась Ксюша.
Ее предательское тело, подчиняясь нарастающей страсти, больше как бы уже не принадлежало ей. Она выгибалась дугой и билась в умелых мужских руках. Хриплые стоны девушки громовыми раскатами отдавались в ушах Сильвера. Она закатывала глаза, кусала губы, билась головой о спинку кровати.
И вдруг у Сильвера внизу живота возникло давно позабытое ощущение острого, ни с чем не сравнимого наслаждения. Ненадолго, всего на несколько секунд. Это было нечто вроде фантомной боли, возникающей у инвалида в ампутированной руке. Сильвер шумно выдохнул. В этот момент пара на кровати замерла, и синеглазый, покосившись на Сильвера, сипло спросил:
— Хватит?
— Хватит, — ответил Сильвер и вышел из спальни.
На его ладонях остались синие следы от ногтей — так сильно он сжимал в кулаки руки. Но они не дрожали, когда Сильвер наскоро сервировал стол. Впрочем, какая там сервировка! Нарезанный лимон, бутылка коньяка да пара рюмок.
Синеглазый, получив обещанный гонорар, торопился уйти из этого странного дома, но Сильвер удержал его.
— Дернем по рюмочке, — сказал он, стараясь казаться добродушным.
— Разве что по одной, — стесненно ответил синеглазый.
— Тебя как зовут?
— Юра, — помедлив, ответил парень. — А что?
— Ничего.
Сильвер сразу понял, что тот соврал. Не так звали этого синеглазого, с которым — Сильвер наконец вспомнил — они встречались когда-то в ресторане «Золотой век», принадлежавшем Сильверу. Парень ночами выступал там с мужским стриптизом, от которого приходили в восторг посетительницы.
— Значит, ты теперь так себе хлеб добываешь? — сказал Сильвер.
— А лучше, когда тебя во все дырки имеют? Да еще за гроши!
— Логично, — согласился Сильвер. — Ну, прощай, Юра!..
Он чокнулся с синеглазым и внимательно проследил, как тот выпил свою рюмку до дна. Хорошо, что Ксюша закрылась в ванной. Ей не следовало присутствовать при этом. Хотя догадаться ни о чем она не могла.
Еще минуту назад Сильвер не знал, что он так поступит. Это был внезапный порыв. Сильвер незаметно добавил в рюмку парня нужную дозу хранившегося на всякий случай дихлорэтана. Достаточную для того, чтобы отправить человека на тот свет. Не сразу, через пару часов, — именно так и никак иначе должна была закончиться вся эта дикая история.
Проводив синеглазого, Сильвер обессиленно опустился в кресло.
Ксюша неслышным шагом подошла к нему, кутаясь в махровый халатик. Она села на подлокотник, притянула седую голову Сильвера к себе на грудь и стала нежно гладить его лицо.
— Господи! — прошептал Сильвер. — Хоть бы смерть скорей пришла!..
Но смерть не нужно было звать. Она уже ждала Сильвера.
Сентябрь 1999 года. Крик о помощи
Митя Иванцов вторую неделю находился в запое. К счастью, запой его был творческим, но все равно Иванцов совершенно выпал из нормальной жизни, сутками просиживая за пишущей машинкой, которую нипочем не хотел заменить компьютером. Встреча с Жанной Арбатовой словно пробудила Митю от долгой спячки. До этого он все откладывал на потом свои грандиозные замыслы, которым, возможно, так и не суждено было осуществиться. В заветных замыслах оставались и гениальный сценарий для кино, и потрясающая пьеса, и большой роман.
Когда Жанна попросила Иванцова написать о ней, он взялся за это без особой охоты, только ради старой дружбы. И неожиданно увлекся. Он понятия не имел, зачем это нужно Арбатовой, а когда к ней без посторонней помощи вернулась память и Жанна прямо заявила ему, что потеряла к собственной биографии всякий интерес, Иванцов разобиделся всерьез.
Дома он разорвал в мелкие клочки свои черновики и уже собирался отправить их в мусоропровод, но в последний момент передумал. Два дня Митя, как каторжный, склеивал обрывки, разложив их на полу. А потом продолжил работу.
Читать дальше