Отдав пузырек с клофелином, Валя как в тумане добрела до станции метро «Спортивная». Она, кажется, так и проездила до вечера под землей, бесцельно пересаживаясь с одной линии на другую. Валя не хотела думать о том, что произошло после ее ухода в доме на улице Доватора. Хотя ничего непоправимого случиться не могло. Олекса Иванович все предусмотрел, все рассчитал до мелочей. Даже с пивом не ошибся.
Без четверти семь Валя уже стояла в условленном месте. К этому времени она немножко пришла в себя и ждала Олексу Ивановича с нетерпением. Самое трудное осталось позади, и черная полоса жизни заканчивалась.
Буряк появился точно в семь. «Опель» с визгом затормозил возле Вали, дверца распахнулась.
— Садись! — скомандовал Буряк.
Устроившись рядом с Олексой Ивановичем, Валя повернулась к нему — и испугалась. Лицо у него было бледное, окаменевшее, нижняя губа закушена, взгляд устремлен в пространство.
— Что?… — осевшим голосом спросила Валя. — Что, Олекса Иванович?…
— Дома поговорим! — отрезал он и рванул машину вперед.
За всю дорогу Валя не осмелилась рта открыть, подавленная предчувствием надвигающейся катастрофы.
Едва они оказались в квартире Буряка, он грубо развернул девушку к себе и наотмашь ударил ее по лицу.
— За что?… — в ужасе крикнула Валя.
— Ты что натворила, падла?! — свирепо прошипел Буряк. — Ты человека убила!..
Бить Валю он больше не стал. Но уж лучше избил бы до полусмерти, чем слышать те слова, которые обрушились на нее.
— Тебе, шалава, сколько капель было сказано? Двенадцать! — орал Олекса Иванович. — Аты сколько накапала?
— Двенадцать…
— Как же, двенадцать! С двенадцати капель он только заснул бы на пару часов! А ты, видно, махнула без счета! Знаешь, как это называется? Передоз! И теперь у тебя мертвяк на руках, поняла? Труп!..
Ноги у Вали подкосились, и она по стенке сползла на пол, теряя сознание.
Август 2000 года. Террористка
Нина Никаноровна знала, что с цыганками вступать в разговор опасно. Эти хитрющие твари в момент оберут до нитки, да так, что и не заметишь. Но вырваться из-под прицела завораживающих цыганских глаз было невозможно.
А цыганка монотонным, убаюкивающим голосом продолжала:
— Не говори ничего, я сама скажу. С мужем у тебя совсем плохо, женщина. Правильно?
Нина Никаноровна послушно кивнула головой.
Что еще скороговоркой болтала цыганка, она не запомнила. Все происходило словно во сне. А когда Нина Никаноровна очнулась, никакой цыганки рядом и в помине было. Нина Никаноровна глубоко вздохнула, прогоняя остатки наваждения, и потянулась за сумкой, стоявшей у ног. Рука повисла в пустоте. Сумка бесследно исчезла.
Нина Никаноровна в растерянности подняла голову вверх, и из ее груди вырвался отчаянный вопль.
Люди отшатнулись, обходя ее стороной. И тогда Нина Никаноровна наконец-то увидела спокойно стоящего невдалеке милиционера. На подламывающихся ногах она бросилась к нему.
— Дядечка! — закричала Нина Никаноровна, не заметив, что милиционер годится ей в сыновья. — Ратуйте!..
Милиционер не понял украинского «спасите» и сделал строгое лицо:
— Тихо, тихо! В чем дело, гражданка?
— Ой, миленький! — запричитала Нина Никаноровна. — Обокрали! Сумку уперли!
— Какую сумку? Кто?
— Да цыганка тут была с животом! Она, зараза, больше некому! Она мне зубы заговорила!..
— Где ж я теперь ее искать буду, — пожал плечами милиционер. — Смотреть надо за своими вещами. Тут вокзал, а не эта… не консерватория.
Он собрался уходить, но Нина Никаноровна с воем повисла у него на руке, умоляя отвести ее в отделение. Милиционер заранее знал, что сумку этой ротозейки никто искать не станет. Но отделаться от рыдающей Нины Никаноровны оказалось не так-то просто. И он был вынужден сопроводить ее в отделение, где получил за это такой втык от дежурного, что у него запылали уши. Резанув Нину Никаноровну злобным взглядом, милиционер поспешно отбыл.
— Пишите заявление, — скучным голосом сказал дежурный и откровенно зевнул.
— Да я вам так расскажу! Дело срочное.
— Пишите, я сказал. Потом поговорим.
Нина Никаноровна сдалась. Не тратить же драгоценное время на пустые споры! Ей дали листок и обгрызенную шариковую ручку. Заявление о краже у нее не получалось. Слишком многое нужно было объяснить. И прежде всего то, что на сумку ей было наплевать, если бы в ней не лежала бомба. Однако, упомянув про бомбу, не обойтись без объяснения, как она оказалась в сумке. А значит, следовало написать и про кавказца, и про мужа, находящегося в заложниках.
Читать дальше