Матс Tpаат - Сад Поммера

Нет, Поммер не спрашивает. Он ни перед кем не в долгу, скорее — напротив. Он встретил инспектора с само собой разумеющимся достоинством, будто это его сослуживец, но не более того.

Кто этот Поммер все-таки? Какое из прошений ближе к истине? Прошлогоднее или нынешнее?

По-своему этот старый учитель заслуживает уважения. Как уютно обставлен его старый хуторской дом! Направляясь в Яагусилла, он не надеялся увидеть что-либо подобное. Сгоревшая школа, маленькая и бедная волость, чего тут ожидать, думал он. Но на самом деле дело далеко не так уж плохо, да, если воздать должное истине. Скипятили даже чай… а этот маленький, милый цветок, незабудки в книге, все это так приятно.

Да, Поммер опытный учитель, знает свое дело. Жаль только, что не православный. С православными школами трудности, как раз в них обучение государственному языку на гораздо более низком уровне, чем в школах лютеранских, как это ни странно.

Что скажет директор народных школ в Риге, когда услышит о новом прошении? Прошлым летом он, инспектор, уже получил головомойку, когда тянул время и ничего не предпринимал, чтобы отстранить учителя, который не знает как следует государственный язык, хотя есть на то предписание министерства народного образования и вдобавок еще жалобы, посланные с места. Эти болваны из Яагусилла не стали ждать и послали прошение в Ригу. Нет ничего хуже, чем рвение дураков, которые не знают, как надо вести дело. И чего они добились? Директор все равно переслал дело ему, разумеется, вместе с нравоучением. А теперь эти хуторяне отшлепали новое прошение, в котором отказались от своих же прошлогодних жалоб. Меньше чем за год черное вдруг превратилось в белое! Почему же они не послали письмо директору в Ригу? Была бы, пожалуй, польза… Хотя вряд ли, но во всяком случае директор увидел бы сам, что с этими крестьянами не так уж легко вести дела, как он, небось, думает.

Что же случилось с этим Поммером, если они его то ненавидели и проклинали, то вдруг воспылали к нему любовью, — так что Иегова сразу, за ночь, будто сменил гнев на милость? Неужели все только в том, что был закрыт трактир?

Он посмотрел и сравнил в городе эти прошения. Даже подписи те же, что в прошлом году… Прибавилась роспись какого-то Патсманна и три крестика, которые раньше, на жалобе, не стояли.

Кого однажды очернили, того трудно разукрасить в светлые тона; для того, чтобы поднять униженного, нужны смелость и уменье. Особенно в наше время. В библейские времена это было, пожалуй, сделать проще.

Что скажет директор в Риге?

Инспектор снова поворачивает голову к своему вознице и смотрит в скуластое лицо учителя. Сменить учителя в школе — дело вовсе не такое простое. Кто знает, какой человек придет на его место! Вдруг окажется, что это молодой нигилист и безбожник, с которым попадешь в еще худший переплет, чем с этим простодушным стариком. И какая польза будет от того, что этот молодой бегло говорит на государственном языке и на диво чисто произносит шипящие звуки, если он во всех отношениях неблагонадежный и глядит, куда бы подложить бомбу или адскую машину. Боже избави! И ему, инспектору, отвечать за все перед директором!

Вдалеке, на ровном поле, показалась станция.

Лучше принять решение в Юрьеве, в кабинете, где ничто не мешает. Хотя он и начальник и самостоятелен в своих решениях, — по крайней мере в том, чтобы уволить учителя, — нельзя это делать в дороге, под вой метели, когда рядом тот самый учитель.

Инспектор дружески пожимает на прощанье руку Поммера.

— До свиданья.

Когда Поммер на обратном пути проезжает мимо хутора Луйтса, учителя пробуждают от мыслей идущие в темноте ему навстречу какие-то тени.

А вдруг это школьники, думает он и поднимает воротник тулупа. Надо, чтобы его не узнали. Посмотрим, поздороваются ли вежливо с путником, как я их учил?

Дети приближаются, о чем-то громко разговаривают. Это Ээди Рунталь и юный Краавмейстер.

Посмотрим, думает Поммер.

— Добрый вечер! — говорит Ээди Рунталь, дойдя до лошади учителя, и слегка отводит ногу в сторону.

— Добрый вечер! — повторяет и Юку Краавмейстер.

Поммер кашляет и с удовольствием гладит бородку. Поздоровались, сукины дети!

Но, возможно, дети узнали его лошадь, у мерина нет тулупа, чтобы спрятаться под воротник до ушей.

Идут дни, все ближе весна. На дворе становится все светлее, уже не нужно зажигать в классе лампу — ни утром, начиная урок, ни вечером, заканчивая. Дети все так же ходят в школу, порой кто-то болен, кто-то озорует, кто-то остается после уроков. Жизнь идет своей тропой, правда, по камням и пням, но идет. Поммер выгибает детские души, будто полозья саней, как того требует школьная программа и христианская благовоспитанность.