Эдуард Шим - После свадьбы жили хорошо

Уже на половине дороги стало ясно, что автобус обречен. Он задыхался на любом, даже маленьком подъеме, он завывал хрипло и кашлял, что-то скрежетало в нем, хрустело, судорожно дергалось. Будь он живой, он, наверное, кричал бы от боли.

Часто делали остановки. Шофер поднимал капот, обжигаясь, отвинчивал пробку радиатора. Клокочущий, мутный пар выбивался из-под пробки, фонтанчиком ударял вверх, и шофер локтем заслонялся от кипящих брызг.

Пассажиры терпеливо ждали. Никто не сходил со своих мест, хотя душно было в жестяной коробке автобуса, воняло пригоревшей резиной, крупные желтые слепни ползали по стеклам и потолку. Пассажиры, привыкшие и к этим остановкам, и к этому автобусу, и к этим лесным непролазным дорогам, сидели спокойно. Было похоже, что они пользуются редкой возможностью отдохнуть, — сейчас от них ничего не зависит, и уж лучше вздремнуть немного, чем зря переживать. Большинство так и делало: пожилые мужчины в суконных пиджаках, военных фуражках, в наглухо застегнутых штапельных рубахах, старухи в коричневых платках, в плюшевых мятых жакетках — дремали среди мешков и корзин, привалясь к липким клеенчатым сиденьям.

А Вера Ивановна так не могла. На каждой остановке она спрыгивала на дорогу, нервно и сердито оглядывалась, утиралась мокрым, полосатым от грязи носовым платочком. Ей казалось порою, что автобус движется по какому-то замкнутому кругу, возвращаясь к одним и тем же местам; вот недавно миновали деревню из десятка изб, тесно стоящих на пригорке, а впереди виднеется опять такая же деревня, такие же избы на лысом холме, такое же красно-рыжее клеверное поле, и точно таким же вихляющим поворотом уходит кверху белая пыльная дорога с обсыпавшимися колеями.

Автобус отдохнет немного, начнет взбираться на холм, одолеет его наконец, а впереди, за черным еловым лесом, опять откроется такая же деревня. И не будет конца этому кружению, этой карусели…

— Слушайте, — сказала Вера Ивановна шоферу, — до Починка далеко еще? Сколько километров?

Шофер ничего не ответил. Он копался в моторе неторопливо, без раздражения: видимо, тоже привык. Или считал, что так и полагается ездить. Было ему лет восемнадцать, и лицо его круглилось и блестело крепкой молодой кожей, как у мальчишки. А на голове была надета шапочка из газеты «Советский спорт». Видимо, нравилась ему эта шапочка, аккуратно и ловко сложенная на манер восточной тюбетейки; она повытерлась на сгибах, пожелтела от солнца, а он боялся ее запачкать и когда поправлял рукою, то вытирал пальцы о штаны.

Шофер еще повозился в моторе, потом не спеша обстукал колеса и заглянул внутрь автобуса.

— Граждане, ремешка не найдется? Или веревочки пеньковой?

Пассажиры посмотрели на него молча. И он смотрел на них, переводя взгляд с лица на лицо.

— Ни у кого нету?

— Нету, — сказала одна из старух.

Шофер потрогал за плечо мужчину, спавшего на переднем сиденье.

— Дядь Павел… А дядь Павел! Ремешка у тебя не найдется? Или веревочки покрепче?

Мужчина проснулся, заморгал, обтер ладонью влажные, слипшиеся усы.

— Чего? Какой веревочки, Витя?

— Да у меня вентиляторный ремень полетел.

— Ну?

— Так связать бы чем.

— Где же я тебе найду, Витя? — сказал мужчина. — Знать бы, так захватил… А то где ж? Запасной ремень поставь.

— Это и был запасной. Больше нету.

— А-а…

— Ремешка бы теперь. Или веревочки покрепче.

Вера Ивановна, слышавшая этот разговор, схватила со своего места клетчатую дорожную сумку. Ручки у сумки давно оборвались и были обмотаны бечевкой.

— Такая не подойдет?

— Ну, — сказал шофер, поглядев, — воробью коленку перевязывать. А вообще-то давайте, попробую…

Он подергал бечевку, оторвал от нее конец. И не спеша вернулся к мотору, опять начал копошиться в его раскаленном железном чреве.

— Господи, — вслух сказала Вера Ивановна, — ведь я опоздаю. Опоздаю, честное слово!