Марк Хелприн - Париж в настоящем времени

– С какого вы факультета? – спросил он деловито, но не смог скрыть тревоги.

– С исторического.

– Здесь все библиотеки довольно близко. Национальная вообще под боком.

– Ну конечно, – снисходительно улыбнулась она.

Он чувствовал себя дураком. Разумеется, ей известно, где что находится.

– Моя жена, – сказал он, словно пытаясь отгородиться от Амины, – постоянно пользовалась библиотеками. Сам-то я музыкант, так что хожу туда не так часто.

– Она тоже на пенсии?

– Нет, она так и не вышла пенсию. Она умерла.

– Соболезную, – сказала Амина, и было ясно, что это действительно так. – Всей душой. Мой муж ушел, но он жив-здоров, так сказать, и все такой же дурак.

Она не смогла удержаться от смеха.

– Зачем же вы выходили замуж за дурака?

– Вначале он не был дураком. Думаю, он начал принимать таблетки глупости. Другого объяснения у меня нет.

– О, – произнес Жюль.

Слегка напуганный заявлением Амины Белкасем, хотя в нем были лишь отголоски горечи, Жюль провел для нее экскурсию по маленькому кабинету – так коридорный показывает постояльцам их комнату в отеле.

– Вот тут нужно прикручивать, – сказал он, показав на вентиль с боковой стороны радиатора, – чтобы регулировать нагрев, но пар простреливает, так что пользуйтесь тряпкой. Тут не чинилось со времен де Голля… Здешний сторож и попечитель мсье Гимпель – коммунист и станет рассказывать вам об этом при каждом общении. Если вы попросите его что-то исправить, он ответит, что не может, но потом исправит. Кроме радиатора. «Это инженерная работа», – говорит он, как будто на пикете… Чтобы открыть окно, надо хорошенько стукнуть по верхней части рамы двумя руками, потому что рама разбухает и заклинивает. Но это всегда помогало. Зимой я передвигаю стол на метр влево, иначе во второй половине дня солнце будет бить прямо в глаза. Осталось совсем чуть-чуть. – Он сделал паузу. – «Сэндвич-Миш» – популярная закусочная, где можно купить еду с собой, если вы любите обедать в кабинете за столом. Но если взять от нее чуть левее и пройти в первый переулок, то там есть бистро, которое не менялось с довоенных времен. Там тихо, просто и еда вкусная. А какая у вас специализация?

– Франция и войны двадцатого века. Маленькая война в Африке, продолжающаяся и по сей день, Великая война, Вторая мировая, Вьетнам, Алжир, холодная война. Хотя люди вообще и даже историки сейчас стараются об этом не думать, но Франция пережила более ста лет войны, и ее история сформировалась под влиянием этих войн.

– Вы знаете вьетнамский?

– Нет. Немецкий, итальянский и арабский. И английский. Я прожила в Америке более пятнадцати лет.

– Где именно?

– В Калифорнии.

– Я недавно был в Калифорнии. Будто наркотик принимаешь, – сказал он. – Хотя откуда мне знать? Я в жизни наркотиков не пробовал.

– Вы совершенно правы. Это потому, что ее прошлое тонко, как эфир. От недостатка кислорода возникают грезы, которые окружают тебя там. Они убивают мозговые клетки, медленно правда, но под конец даже девяностолетние старцы вскакивают на скейтборды.

– Ну, – сказал Жюль, с трудом заставляя себя прекратить беседу, которую ему хотелось бы вести целую вечность, – я должен идти. Надеюсь, вы продуктивно проведете здесь время. Это прекрасное место для работы. – Он запнулся. – Здесь прошла большая часть моей жизни.

Всю дорогу домой рисовал в воображении ее лицо и вспоминал аромат ее духов, ее руки, ткань, из которой сшит ее костюм, то, как она двигалась.

А пока Жюль освобождал кабинет и встречался с Аминой, Арно и Дювалье прибыли в Сен-Жермен-ан-Ле. Жюль только что уехал, и привратника тоже не было на месте, он подстриг лужайку и взял пятидневный отпуск. Впервые за много лет огромный дом совершенно опустел, не считая Жюля, спавшего на полу в своей пустой квартире. Из главного здания большая часть картин и других ценностей, стоимостью в сотни миллионов, были вывезены, но сигнализация по-прежнему бдила.

Они ждали. А Жюлю нечего было делать дома, да еще встреча с Аминой так потрясла его, что он долго слонялся по Парижу и приехал домой уже в темноте, когда Арно и Дювалье несколько часов как уехали.

– Придет. Никуда он не денется, – сказал Дювалье. – Вернемся завтра с утра пораньше.

– Я не могу, – сказал Арно.

– Что значит «не можешь»? У нас дело, на минуточку. Арест не означает обвинение, может, он вообще невиновен. Но похоже, дело верное.

– Мне завтра надо к дантисту, чтобы поставить имплант.