Александр Стесин - Нью-йоркский обход

– Зачем ты ей наврал? – набрасываюсь я на Сандипа после того, как она уходит. – Ведь мы не собираемся здесь никого лечить. Просто встретимся с людьми из Аполло, может, обсудим возможные варианты совместных проектов, не более того. И потом, что это за пройдошливая самореклама: «онколог с международной репутацией», «знаменитый онкологический центр»? Мы что, подержанные машины продаем? И с каких это пор ты – мой подчиненный?

– Нормально, – отмахивается Сандип, – все нормально. Просто ты не знаешь индийской психологии, а я знаю. Я уехал из этой страны двадцать лет назад, но по сути за это время ничего не изменилось. Тут важно с самого начала правильно себя поставить.

Но Сандип ошибается: я, житель Квинса, тоже кое-что знаю. Или воображаю, что знаю. Как известно, специфика Нью-Йорка и его окрестностей – в изобилии этнических анклавов. Эта «домагелланова» география не перестает удивлять: Корея находится в получасе езды от Индии и в сорока минутах от Пуэрто-Рико. Несколько веков подряд, начиная с мореплаваний великих португальцев, земное пространство становилось все необъятней, недосягаемые страны – все многочисленней. Но вот Земля снова съежилась до размеров одного города-микрокосма, и теперь на этом пятачке умещаются все народы мира. Нью-йоркский Неаполь граничит с Дублином, Афины – с Каиром. Есть здесь и города – призраки прошлого, муляжные копии того, чего больше не существует: отголоски советской Одессы на Брайтон-Бич, или светский, дореволюционный Тегеран в Грэйт-Неке, или восточноевропейский штетл в Боро-парке (одно из последних мест на Земле, где главный язык – идиш). Избитая метафора плавильного котла не отражает нью-йоркской действительности; другой, не менее затасканный образ лоскутного одеяла – ближе к истине. Особенно наглядно эта «лоскутность» почему-то проявляется в больницах: в одном отделении штат врачей целиком состоит из индусов, в другом – из персидских евреев, в третьем – из египетских коптов. Оно и понятно: все тянут своих. Но в каждом из таких коллективов обязательно должен присутствовать чужак, чтобы при необходимости можно было отбиться от обвинений в своячестве. И я несколько раз оказывался тем самым чужаком. Сначала стажировался в пуэрториканском Бронксе, затем работал в африканском Бриджпорте, сейчас – в корейском Квинсе. А где-то между «Африкой» и «Кореей» я провел четыре года ординатуры в онкологическом отделении манхэттенского госпиталя, где большинство моих коллег были выходцами из Индии. Так что от Дели, который я вижу впервые, у меня впечатление двоякое: все здесь диковинно и в то же время узнаваемо. И хотя я еще ни разу не был в госпитале Аполло, мое восприятие заранее опутано социальной сетью заочных знакомств, смутных сплетен, интриг, поручений и прочих нитей, тянущихся из Нью-Йорка в Дели. Вот она, паутина иллюзий.

В центре паутины сидит пожилой человек с зачесом-переплюйчиком и резким, слегка гнусавым тенором. Он сидит за большим дубовым столом, смотрит на собеседника поверх очков и на протяжении всего разговора не перестает играть с массивным перстнем-печаткой на левом мизинце. На верхней площадке перстня вместо гравировки фамильного герба или инициалов виднеется миниатюрный портрет какого-то гуру в рубиновом обрамлении. А может быть, это портрет самого обладателя перстня. Изрытое оспинами лицо, на котором написано: проходимец. Несколько секунд он изучает меня, поглаживая свое кольцо, затем откидывается в кресле и заводит речь, которую, по-видимому, произносит уже много лет:

– Итак, вы хотите заниматься лучевой терапией. Вам повезло. Я – один из лучших в мире специалистов. Это я первым начал применять брахитерапию в лечении рака простаты, я ввел дистанционную загрузку источника. У меня учились все, кого вы считаете светилами. Вам повезло. Я возьму вас к себе в отделение и подарю вам свою книгу.

Этот разговор произошел в Манхэттене восемь лет назад. Человека, отрекомендовавшегося изобретателем брахитерапии, звали Дандаюдхапани Аппани. С минимальными поправками его хвастливая речь могла бы быть адресована и пришедшему на прием больному: «Итак, вы хотите вылечиться от рака. Вам повезло… Я возьму вас к себе в пациенты и подарю вам свою книгу». И действительно, в течение следующих четырех лет мне, ассистенту прославленного доктора Аппани, приходилось слышать подобные преамбулы изо дня в день. Всегда одна и та же кондовая самореклама. Так продают залежалый товар на восточном базаре или предлагают невостребованные услуги по ремонту компьютеров. Но, как ни странно, взыскательную клиентуру Верхнего Ист-Сайда не отпугивали ни его беззастенчивое бахвальство, ни хамовато-неловкая манера общения, ни ломаный английский с сильным индийским акцентом, который бывало трудно понять. От пациентов-ВИПов не было отбоя. Да и сам я, хотя во время собеседования Аппани показался мне форменным прохиндеем, все же пошел к нему в отделение и провел там четыре года ординатуры. Своего мнения о нем я за это время не изменил, но о выборе ординаторской программы нисколько не жалею: я приобрел там опыт, о котором мог только мечтать.