Николай Пономарев - Точка бифуркации

– Воу, воу, полегче! – с издевательской интонацией возопил он. – Я не готов танцевать с тобой твист прямо сейчас. Или что вы там с барышней репетируете.

– Сейчас, умник, я с тобой такой вальс станцую… – угрожающе прошипел я.

– Бостон или венский? – уточнил Валерка. – Ладно, отпусти. Что там у тебя случилось?

– Ты зачем растрепал о той девчонке? – спросил я напрямую.

– Та, которая из парка? – Валерка задумался, поправил сползшую на лоб мышиного цвета шапочку. – Слушай, я не помню.

– А дождаться, пока я сам расскажу, не судьба?

Я развернулся и пошёл в школу. Валерка тут же догнал меня.

– Мурзе рассказывал о динамике малых групп. Привёл в пример тебя и ту девчонку. Вот если бы вы, то есть мы все, познакомились, скорее всего, это бы укрепило нашу дружбу. Потому что группа из четырёх человек неустойчивая, всегда может распасться на диады, а из пяти – идеальная. Там мнение не может поделиться пополам, аутсайдер всегда получит поддержку, и это число не превышает объём внимания среднего человека.

Валерка мог бы прямо сейчас читать лекции по философии или по алхимии. Пусть не в вузе, но в училищах, куда ушёл почти весь класс Варвары. Но ему, к сожалению, придётся ещё окончить школу, оттрубить пять лет в институте, а потом, наверное, ещё и аспирантуру закончить. И всё-таки он, объясняя теории на тупых примерах, и сам выглядел глупо. Зачем, спрашивается, ради красного словца вворачивать мою историю, которая тогда была и не историей, а так, мелким случаем, крохотным событием, мизерным происшествием? И мы, кстати, давным-давно общались вчетвером, и никаких проблем, не распались.

Мурзя до шестого урока мирно продремала, прячась за моей спиной. Как сомнамбула, собирала учебники и тетради после звонка и, схватив меня за руку, брела в следующий по расписанию кабинет. На шестом уроке учитель биологии вызвала её к доске. Пока она пыталась рассказать о липидах, путаясь в терминах и улыбаясь всему классу, проснулась. Получив тройку, Мурзя, довольная, села и рассказала мне трогательную историю о том, как выдумала месть. Утром, заметив проходящую ненавистную бабку, решила просто плюнуть на неё сверху из окна и, открыв форточку, набрала полный рот слюны, но, увидела, какая та маленькая и несчастная, тут же простила. А может, не было никакой старушки, выдумала же Мурзя историю о гопниках.

Вечером сидели у Валерки. Один из его пращуров со стороны отца до революции был врачом. Во время бурных революционных событий работал в лазаретах и у белых, и у красных, а потом так и остался в городе, получил в СССР пост заведующего городской больницей. Портрет этого благообразного старика в пенсне висел в центре гостиной. Он собрал приличную библиотеку, и почётное место на полках занимали дореволюционные книги в старинных переплётах. Может быть, поэтому Валерка ещё не перешёл на чтение в цифровом варианте. В доме у него несколько книжных шкафов с зияющими то там, то тут проплешинами. И Валеркина комната завалена книжками, частью с открытыми страницами, частью с закладками, частью просто забытыми и пыльными. Среди книг возвышались стол и диванчик. Кроме родителей и Валерки здесь обитал также кот по имени Генрих. Мурзя всегда завидовала Валерке, но не тому, что он живёт в трёхкомнатной квартире, – и у меня, и у Вжик квартиры больше, а именно тому, что у Валерки есть Генрих. В комнате общежития, где ты живёшь с матерью, места для кота нет. Мурзя, прежде чем приняться за списывание, прижимала его к груди, целовала в нос, щекотала лапки. Кот, пока Мурзя тискала его, сидел недовольный и ни разу не урчал, терпя девчачьи нежности. Потом важно уходил из комнаты, чтобы больше не появиться, а Мурзя садилась за стол и разбирала задание по алгебре. Вместе со мной, разумеется, чаще – после меня. Валерка уходил на кухню и гремел там кастрюльками. Вжик сидела на диванчике и в ожидании, пока кто-нибудь освободится, листала первую попавшуюся книжку.

– Валера, перескажи «Войну и мир», – просила Вжик вернувшегося с яичницей на сковородке Валерку.

– Который из томов? – отвечал Валерка, ставя сковороду на табурет и раздавая всем вилки и куски хлеба.

Вжик, сколько я её помню, не ела хлеба, даже с Мурзиных бутербродов съедала только ветчину, но Валерка непременно приносил четыре куска.

– Ты прикалываешься? Расскажи полностью.

– Я не читал, – отвечал Валерка. – Я против принудительного чтения и в знак протеста не буду читать Толстого в этом году.

– Да ты прикалываешься два раза! – Вжик брала вилку и отодвигала ею хлеб. – Сочинение на носу, ты его как писать будешь?