Николай Пономарев - Точка бифуркации

Будь я Валеркой, нашёл бы что сказать. Что мир объективно существует. Что кроме чтения по губам у нас всё же есть звуки. Куда мне!

– Кто он, этот охотник? – этот вопрос был единственным, что пришло мне в голову.

– Расставание, – ответила Марина, не сдерживая вздоха. – Я всё больше и больше его боюсь.

– Расставание?

– Да. Всё закончится. Мне хорошо, когда ты рядом. Когда мы сидим в автобусе. Всё могло закончиться в первую встречу. Я почему-то остановила тебя.

– Жалеешь?

– Что ты, нет. Ты умеешь быть со мной. Я тебе верю.

– А в первую встречу у фонтана, что было тогда?

– Меня трясло. Это было что-то волшебное, не из моей жизни. Я и сейчас не понимаю, почему ты позвал меня. Когда я впервые увидела тебя в автобусе, подумала, что это самый красивый мальчик, который мне встретился. Что у такого точно нет отбоя от девчонок. Я восхищалась тобой, глядя на отражение в окне, и ненавидела, потому что у меня нет шанса обратить на себя внимание.

– Ты красивая, – вставил я.

– Не в этом дело, сам же понимаешь. Я – глухая тетеря и не могу полностью оценить все твои таланты. И потом, всё это может оказаться лишь игрой. Выдумкой. Молчи, я всё равно не слышу. – Она закрыла глаза. – И не вижу. Я не хочу, я боюсь оказаться на месте папы. Брошенной. Лучше не иметь никого, чем иметь и потерять. – Она открыла глаза. – Но тебя я буду помнить очень долго.

– Я тебя буду помнить всегда.

– Не говори «всегда», – сказала Марина. – Останется смутный образ, дымка, а лучше вообще пустота. Так ведь?

– Нет! – ответил я возбуждённо. – Нет, не лучше. Я буду помнить всегда. И да, следы на снегу – это красиво.

Марина покивала и грустно улыбнулась, мол, думай что хочешь. Я вернул ей альбом, полный прорех памяти. В кармане куртки надрывно зазвонил телефон, разрушая всю атмосферу. Марина этого не слышала, но я машинально посмотрел в сторону звонка.

– Тебя потеряли? – заметила Марина.

Я кивнул.

– Тебя могут потерять многие, – подытожила она разговор. – Меня только папа.

– А я?

Грустная улыбка сошла с её губ. Теперь она смотрела на меня скорее иронично-оценивающе. Это неприятно, но я терпел.

– Ты никогда не потеряешь всё.

Ну да, куда мне потерять всё. Пока я смотрел альбом и мы разговаривали, на телефон пришло несколько сообщений, включая вопрос Янки, а отчего, собственно, меня, ленивого вомбата, нет на тренировке. Как-то вылетело, что они уже начались. Ну и, конечно, от каждого из нашей компании: Мурзи, Вжик, Валерки. Даже мама отметилась, прислав вопрос: «Не знаешь, где лобзик?» Оказывается, у нас дома есть лобзик. За этим мама и позвонила. Я читал все эти сообщения и злился. На всех – за то, что они отвлекли меня от разговора с Мариной, в общем-то исчерпанного. На себя – что не нашёл другой темы. На Марину – что она не верит в возможность помнить вечно.

– Гляжу на папу, – сказала Марина, когда я уходил, – и думаю о том, как много времени нужно, чтобы забыть.

Мой отец улетал на вахту. Мама собрала ему сумку, положила туда тёплое бельё, всякие нужные мелочи, сунула и кусок колбасы. Отец, сказав что-то вроде: «Хорошую собрала корзинку», – уехал в аэропорт. На севере обещали морозы под сорок. У нас всего двадцать девять. Переносятся нормально из-за сухости воздуха, но всё равно от остановки до автобуса лицо успевало замёрзнуть, даже если кутаться в шарф. У январского холода полезно только одно свойство – он даёт ощущение уюта. В какое бы тёплое место ты ни зашёл, пусть цветнопольский магазин с извечным запахом бочковой селёдки и пролитого на пол разливного пива, пусть «Беляшная» с равномерным густым запахом выкипевшего растительного масла, пусть автобус, водитель которого так отчаянно курил, что табачный дым просачивался до самого заднего сиденья, везде тепло, охватывающее тебя, немедленно дарило удовольствие. И уже к этому примешивалось особое интимное чувство, рождавшееся у меня, когда я был рядом с Мариной. Встретиться так, чтобы надолго, чтобы поговорить, погулять, посмеяться вместе, не получалось из-за холода, олимпиады по математике, тренировок, домашних заданий, которые накапливались так, что этот завал нужно было разгребать. К тому же Валерий Михайлович весь январь был плох. То из-за соседа, получившего аванс, то из-за знакомых на работе, то из-за злосчастной фотографии красивой женщины с глазами как у Марины. А ко мне она ехать наотрез отказалась, спасибо маме с её неуёмной заботой.

Так, между холодом и уютом, январь и прошёл.