Николай Пономарев - Точка бифуркации

Не за что, ведь это её заслуга, все эти тренировки. Это от неё жажда победы передавалась мне. Скорее всего, я бы бросил танцевать, если бы не она. Самореализовывался бы только в математике. Не так изящно и наглядно, как танец, но тоже красиво и здорово.

Вжик и Мурзя дождались, пока я переоденусь, а Марина так и не нашлась. Бабушка-гардеробщица тоже не могла припомнить, когда она ушла.

Мы шли до остановки втроём. Вжик щебетала о том, в каком она восторге и что в финале она онемела, так было здорово. Судя по потоку речи, это онемение эфемерно и безвредно. Мурзя стала кидаться в нас снегом с обочины. Смеялась и уворачивалась от Вжик, пытавшейся её поймать. А мне стало невесело. Я пытался понять, что же произошло и почему Марина ушла, ничего не сказав. Ни единого слова. Жаль, что жизнь не такая читаемая, как линия танца.

Дома сказал, что выступили прекрасно. Без подробностей. Кинул медаль в ящик стола. Собрал в сумку учебники на завтра и лёг в постель. Мама, удивившись такому зрелищу, хотя я никогда и не врал о выступлениях, позвонила матери Янки уточнить. Узнав, какой я безумно крутой, удивилась ещё больше. Села на край кровати, автоматически приложила руку ко лбу.

– Может, на дачу съездим? – предложила она. – Развеемся.

Ну да, мама в своём духе. Там на газонах снег лежит, кусты уже пригнуты, укрыты геотекстилем. В доме холодно, электрообогреватель согреет его ближе к полуночи. Это если вдобавок печку затопить. Все последние приготовления к зиме сделаны ещё в начале ноября. Но не может с дачей, как с ненаглядной игрушкой, расстаться.

– Поехали, мам, – ответил я.

Утром заднее сиденье автобуса было пустым.

Видимо, я так глядел на кондуктора, что она сжалась и виновато посмотрела в ответ. Мол, ни при чём, она сама не поехала. Все шесть уроков не хотелось ничего делать. Если на геометрии с кислой физиономией решил у доски задачу, то на литературе к доске не пошёл, соврав, что Достоевского не читал. Немедленно получил двойку в журнал, рассказ всему классу, как Бодер обнаглел и зазвездился, и презрительный взгляд Варвары.

– Да что с тобой не так? – почти одновременно произнесли на перемене Мурзя и Валерка.

Мурзя, как более прозорливая, добавила:

– Это потому что тебя твоя девочка бросила?

Бросила – не то слово. Исчезла. И самое обидное – непонятно исчезла. Я выполнил два её условия, и всё равно что-то произошло.

Мурзя погладила меня по голове и ещё добавила:

– Кукушечки – такие, покукуют и улетят.

Возвращаясь, я проехал мимо остановки и доехал до Цветнополья. Маленький посёлок в черте города. Пара двухэтажек вдоль дороги и четыре улицы частного сектора. Где здесь искать Марину, я не представлял. Постоял на остановке, вообразив, что она сейчас приедет, вылезет из автобуса и всё расскажет. Через полчаса замёрз и пошёл по улицам в надежде, что она мне попадётся навстречу или будет какой-нибудь знак. Например, крупная надпись на воротах: «Здесь живут Смоленицыны. Добро пожаловать!» Зашёл в магазин погреться. В нос ударил запах солёной рыбы, хлеба и пива на розлив. Молодая продавщица за прилавком скучала. Мы некоторое время рассматривали друг друга – видимо, здесь не часто бывали десятиклассники в куртках модного бренда. Черты её лица были обыкновенны, если не считать отёчности. Из-за почек или обилия пива.

– Может, что-то подсказать? – не выдержала молчания продавщица.

– Где-то здесь живёт Марина Смоленицына, вы случайно не знаете?

Она отрицательно покачала головой. Кажется, моя поездка сюда была совершенно бесполезна. Но, выйдя, я почувствовал, что вот прямо сейчас встречу Марину на улице. Всего-то их четыре – с Первой Светлой по Четвёртую Светлую. И переулки без названия. Я обошёл их все. Смеркалось. Запахло печным угольным дымом. Жалко, что он нисколько не согревал улицу. Зашёл в двухэтажку погреться – на моё счастье, железная дверь была приоткрыта. Вернулся на остановку. Всё тщетно, нужно было возвращаться. Наверное, она заболела. Или мы разошлись на этих четырёх улицах.

На следующий день я пропустил двенадцатый автобус, заднее сиденье которого было пустым. Залез в следующую маршрутку. Марины там не было.

Ещё через день я вышел к первой маршрутке раньше шести часов. И заглядывал в каждую. Если она не заболела, то не может же пропустить занятия в школе. Она нашлась в седьмой по счёту. Это раньше, чем мы ездили обычно. Сидела сзади, между толстой тёткой без шапки и старым прокуренным дедом, поминутно кашляющим, может быть, от туберкулёза. Неважно. Я оплатил проезд и сел туда четвёртым. Напротив неё. Она не поздоровалась.