Миа Канкимяки - Женщины, о которых думаю ночами

Думаю о том, случалось ли Карен стыдиться своих дорогих костюмов и красиво обставленного дома. Или в колониальную эпоху чувство стыда еще не изобрели?

Солнце заходит, а я все сижу на балконе на краю рифта и не могу успокоить свое рвущееся из груди сердце. Черт подери, вот я здесь, в дикой Африке, и как я только смогла сюда добраться? Наступает темнота, и из-за горизонта выходит огромная оранжевая луна. Летучие мыши проносятся по коридору к моему номеру, звенят кузнечики. Из рифта долетает далекое эхо ночных животных.

Утро начинается далеко не идеально. Еще накануне разболелась голова, и уснуть не удалось. То ли я слишком долго любовалась оранжевой луной, то ли дожидалась восхода солнца, оставив окно незашторенным, но налетели комары. А тут, как назло, еще и расстройство желудка. Как такое вообще возможно? Целых две недели питалась бог весть в каких тошниловках, а тут шведский стол в дорогой гостинице – и на тебе! У нас по плану выезд с утра в национальный парк Маньяра, так что хочешь не хочешь, но нужно приходить в норму, пусть даже и посредством медикаментов. Жалуюсь Фазалю на свою головную боль. В ответ слышу, что всему причина – мое вечное молчание, что не выплескиваю впечатления наружу. Вот как?! Ни за что не поверю, будто речами можно помочь делу. Мой опыт подсказывает, что мигрень приходит вследствие обилия событий в течение дня (в поездке), и весь следующий день необходимо проводить в постели, чтобы «переварить» ситуацию. В одном Фазаль прав: я могу целый час просидеть в машине, не проронив ни слова. А почему бы и нет?

Мы двигаемся вниз к парку Маньяра, и вскоре от гостиницы остается только белая точка на краю обрыва. Фазаль указывает мне на слонов среди деревьев, павианов и варанов. Но они так далеко, что я не могу разглядеть их даже в бинокль. Конечно, все дело в профессионализме: на своей работе я тоже в состоянии разобрать в корректуре лишние запятые и пробелы на расстоянии сотни метров. Уже не выглядит странным, что ты на сафари вдвоем с гидом. Через пару дней кажется, будто путешествуешь с приятелем – идеальным, все про всех знающим, решающим вопросы, бронирующим и планирующим, говорящим на местном наречии… С которым нет нужды спорить о том, чья очередь сидеть за рулем. Единственное разногласие, возникшее между нами, касается вопроса о «социальности».

Утренняя свежесть отступила. Солнце начинает пробиваться сквозь тучи, кругом слышатся чириканье и пение. Разевают пасти гиппопотамы. Один из них бредет сквозь траву с белой птицей на спине. Вдоль дороги шагают четыре слона, с лугов поднимается в воздух пряный аромат трав. На озере видны пеликаны и марабу, у линии горизонта – неисчислимое множество фламинго, похожих на марево или на сон. Они идут друг за другом, наклонившись к воде, ритмично, словно балерины в такт музыке. Осталось разве что исполнить Чайковского. Из окон ресторана на склоне горы, где мы будем обедать, открывается вид на озеро Маньяра, на его райских берегах выстроились в ряд зебры, буйволы, одинокие горделивые жирафы, горбатые гну…. Неужели это все взаправду?!

В таком месте, на краю гигантского рифта, задумываешься о земном шаре и его масштабах, о большом и малом, о значительном и ничтожном, о величайшем разнообразии природы. Вспоминаешь мифы о сотворении мира и пытаешься представить себе, как этот удивительный шарик летит сквозь космос – и мы вместе с ним! Пейзаж попросту не укладывается в голове. Дано ли мне понять жизнь этих жирафов, слонов, зебр, этих диких животных, ни капельки не озабоченных нашим существованием? Понять танец фламинго я точно не могу.

Я смотрю на туристов, выглядывающих из открытых люков проезжающих мимо джипов. Они кажутся смешными, чуть напуганными – словно приехали не по адресу. И, черт возьми, я тоже выгляжу такой же несуразной и глупой! Мы едем от одного жирафа к другому: щелкают фотоаппараты – wow, wonderful, ama-a-zing! И эти люди ставят галочку в списке сотни мест, обязательных к посещению в этой жизни. Я смотрю в сторону и думаю о том, как здорово было бы каким-нибудь мистическим образом просто раствориться среди этих жирафов на райском берегу, но знаю, что не смогу. Если едешь сюда, чтобы почерпнуть «первоопыт», то такового здесь предостаточно, но только он весь за стеклом. Стать его частичкой не получится! Можно только смотреть.

Вот я и стараюсь смотреть во все глаза.

Лежу ночью перед панорамным окном и думаю о Карен, о той безбрежной радости, которую она испытывала, находясь в этом первозданном мире. Перед глазами проносятся сделанные ею фотографии столетней давности вперемешку с уже увиденным мною.