Миа Канкимяки - Женщины, о которых думаю ночами

В феврале 1919 года Карен писала своей матушке в возбуждении: «В воскресенье после скачек мы упражнялись в стрельбе… Финч Хаттон расхворался и остался у нас. Он до сих пор здесь, и это приятно. Вряд ли я когда-либо встречала такого интеллектуала – именно здесь учишься ценить подобное. Однако мне пора заканчивать, идем с Денисом на прогулку. Небо затянуто тучами – это к дождю…»

Война в Европе закончилась в ноябре 1918 года, и в августе 1919-го чета Бликсен (они все еще были женаты) отправилась отдохнуть и развеяться в Лондон и Париж. Они покупали хрусталь, пили шампанское, заказывали одежду и обувь из привезенной змеиной кожи – в Найроби купить что-либо модное было совершенно невозможно. «Невозможно поверить, как много значит одежда, – писала Карен. – Может, я ценю ее слишком сильно, но ничто – ни болезнь, ни бедность, ни одиночество, ни какое другое несчастье – не давит так сильно, как понимание, что тебе нечего надеть».

В Дании ее накрыла усталость – такая случается, когда вдруг нет нужды нести ответственность ни за что и остается только лежать и есть приготовленную мамой еду. Карен провела в Рунгстедлунде год. Она прошла курс лечения от сифилиса, перенесла испанку и токсемию. Будущее кофейной плантации было брошено на чашу весов, и это не могло не беспокоить Карен. Уже в марте 1920 года Брор отправился в Африку, планируя получить кредит для развития плантации. Карен вернулась в Момбасу только под новый 1921 год.

Ферма в Африке встретила ее разорением. За то время, пока Карен находилась в Европе, Брор вел разгульный образ жизни. В доме кого только не побывало, и множество вещей попросту исчезло. Брор продал или заложил мебель и серебро Карен, использовал фарфор и хрустальные бокалы в качестве мишеней для стрельбы, устраивал оргии и даже вытащил мебель из гостиной на холм Нгонг, чтобы устроить экзотическую вечеринку. Финансовая ситуация была катастрофической. Весной в Кению прибыл сам директор корпорации и дядя Карен Ааге Вестенхольц, потому что инвесторы и родственники собрались продавать имение, приносившее им сплошные убытки. Однако Карен не хотела сдаваться. Горячо выступив в защиту своего дела, она, возможно, чуть преувеличила свою компетентность, утверждая, что единственная знает, как следует правильно удобрять кофейные кусты или как позаботиться об ожоге наемного работника. Но тем не менее в июне 1921 года было принято решение, что Карен будет управлять имением и дальше – при условии, что продемонстрировавший полную безответственность Брор будет полностью отстранен от управления компанией Karen Coffee Company.

В итоге Брор окончательно покинул плантацию. И, хотя семья давила на Карен, та не хотела разводиться с ним. Интересно, почему? Ведь Брор изменял ей, заразил сифилисом, уничтожил ее собственность, и, кроме всего прочего, Карен была влюблена в Дениса. Однако Брор на протяжении многих лет был для нее самым близким человеком, а при разводе Карен автоматически утрачивала социальный статус, звание баронессы и парадоксальную свободу находиться с Денисом в связи. Желание Брора развестись стало для нее настоящим ударом. Он собирался жениться на некой «английской леди», имевшей желание поддержать его экономически. Окончательное решение о разводе было вынесено в январе 1922 года. Карен на тот момент исполнилось 36 лет, из которых она пробыла замужем восемь.

Вспоминая события тех лет, Карен писала, что эти времена были для нее куда хуже, чем даже те, когда она болела. Поверь, Карен, я знаю, насколько сложно разорвать даже самые проблемные отношения. Человек становится близким, судьбы переплетаются, словно корни деревьев, и кажется, что отрываешь себя от собственной жизни.

Январь 1923. Дорогая матушка… Я бы хотела дать всем молодым женщинам два совета: обрежьте волосы и научитесь управлять автомобилем. Эти две вещи перевернут жизнь человека. В течение столетий длинные волосы служили средством порабощения женщины – и вдруг ты ощущаешь себя неописуемо свободной: у тебя короткая стрижка, ее можно легко привести в порядок и дать ветру трепать ее сколь угодно. И поскольку здесь никто не пользуется корсетами, ты можешь двигаться наравне с мужчинами. Я бы начала носить брюки, если бы они подходили мне, или шорты, как многие женщины здесь, но у меня неподходящие ноги, да и нет моральной смелости…

1.4.1923. Дорогая матушка… Совсем не стоит сокрушаться от моего одиночества. Во-первых, я не одна… Здесь мои мальчики-слуги, собаки и другие белые; я создала себе свой приятный мне круг общения, и от этого счастлива. Я также не нуждаюсь в «спокойной жизни», как ты пишешь… Никогда не жалейте меня из-за одиночества или болезней; для меня они ничто.