Миа Канкимяки - Женщины, о которых думаю ночами

Вечером я лежу в постели и грущу из-за финансов. После съедаю приготовленное Флотеей блюдо из жареных соленых бананов (пальчики оближешь!) и начинаю думать о словах Карен, которая писала, что в сафари есть нечто, что заставляет забыть обо всех жизненных невзгодах, и что в саванне преследует ощущение, будто выпил полбутылки шампанского. Может, стоит напиться шампанского и выбросить из головы мысли о цене прекрасного будущего?

Стиральная машина

Для сафари требуется чистая одежда. Мы начинаем стирать вручную, так как стиральная машина не работает, да и Флотея не верит в эффективность этого агрегата. Она наливает на дно трех тазов прохладной воды с моющим средством, и мы начинаем скрести и полоскать. После трехчасовых «упражнений» мои руки щиплет, они покраснели и покрылись волдырями, а плечи и поясница совершенно задубели от сидения на корточках. Я думаю, что быт западного человека был бы ни к черту, если бы жизнь зависела от стирки вручную. Возможно, в масштабах всего человечества именно стирка и является главным поработителем девочек. Какая тут школа, когда отвечаешь за стирку для всей семьи!

Crazy

Знакомая Олли и Флотеи Еутропия пригласила нас на ужин. Приведя себя в божеский вид, мы пошли в гости. Дом Еутропии достроен только наполовину, но находится на склоне холма, откуда открывается потрясающий вид. Только добирались мы туда сначала по разбитой дороге, затем вверх по склону по колее мимо простецких глинобитных хижин, где во дворах наперегонки с собаками носятся оборванные дети и развешано белье.

Раньше Еутропия работала в отеле-лодже национального парка, а сейчас основала магазин по продаже предметов интерьера и строит дом. В гостинице красиво: диваны, плетеные стулья, покрытые коровьими шкурами, но в доме нет воды, электричества и – ясное дело – холодильника, а некое подобие кухни заставлено емкостями для воды. Кроме Еутропии в доме проживают ее сестра и мать – старая, плохо слышащая женщина из племени джагга. Она молча сидит на диване, одетая во все самое лучшее: к разноцветной канге она надела оранжевый жакет с рюшами и цветочный платок. Еутропия угощает нас «mchanyato» под пиво. Сами они уже поели. Из окон открывается великолепный вид на долину и звучит музыка (электричество вырабатывают солнечные батареи).

Мы едем домой сквозь купающиеся в лучах вечернего солнца деревушки, то и дело уступая дорогу курам и козам. В честь Дня матери решаем сходить в ресторан роскошного отеля «Меру», и в нем особенно сильно осознается вся чудовищная пропасть между глинобитными домишками и этим миром стекла и бетона. На въезде в ресторан тотальный досмотр, днище авто проверяют телескопическими зеркалами, в саду отеля оборудована просторная лужайка с бассейном и баром. На террасе восседают одетые с иголочки местные, а также «бледнолицые туристы», отчитывающиеся о своих впечатлениях от сафари по «Скайпу» на другой конец света. У бассейна еще несколько человек лежат в плавках, потягивая напитки. Заказываем сок личи и земляничный молочный коктейль и платим за них сумму, равную недельной зарплате продавца из магазина Еутропии.

Минное поле

До меня постепенно доходит, насколько противоречива реальность в этой стране. Тут есть жизнь местных, а есть жизнь белых. Есть жизнь бедных и есть жизнь богатых. Имеются хаотичные города и нищие деревни. Назрели насущные проблемы с бедностью, гигиеной, здоровьем, преступностью, коррупцией и безопасностью. Посреди беспросветной нищеты вздымаются оборудованные охранными сигнализациями и проверкой безопасности заборы богатых районов. А еще где-то совсем в другом месте имеются бескрайняя природа, девственная природа и мир диких животных – та самая Африка мечты, куда возят туристов. И этого мира местные не видят никогда.

Еще я замечаю, как сложно мне встроиться в эту схему. Здесь я – «белая богачка» (чего не скажешь в Финляндии), повсюду обращающая на себя внимание, и не всегда в положительном смысле. Меня прямо-таки достает мысль, что от местных меня отличают цвет кожи, одежда, бумажник, представления о гигиене, мечты о сафари и даже абсурдный проект под названием «каренбликсен». Я на все смотрю с интересом, хочу все увидеть, все понять. Но возможно ли это? Даже фотографировать не всегда получается. Смогу ли я написать об увиденном, и если да, то как? Хочется написать о том, как чувствует себя финка средних лет, не владеющая местным языком, едущая по следам Карен в Африку, но не знаю, удастся ли мне прилично справиться с задачей – без дурного тона, без пошлого воспевания экзотики (здесь все экзотично) и без взгляда колонизатора (я неизбежно белая, приехала с Запада и я, как ни крути, не способна понять местную культуру). Только если уж меня занесло сюда, то написать придется. Занимаясь правкой текста, мой внутренний цензор вновь и вновь правит написанное, а после я снова расставляю те же слова по местам. Можно ли мне написать «черный» – меня же здесь называют «бледнолицей»? Могу рассказать о бесчестном электрике или меня обвинят в расизме? Может, стоит сделать вид, что я даже не замечаю нищеты и ни разу не подумала о кишечном расстройстве или амебах? (Как тогда, когда не смогла съесть купленную Флотеей в придорожном кафе жареную кукурузу со вкусом чудного попкорна, увидев, что старуха-продавщица щедрой, но чудовищно грязной рукой натерла початок солью.) Прилично ли смотреть на все глазами стороннего человека, чужака? Простят ли меня за то, что я хотя бы пытаюсь понять?