Миа Канкимяки - Женщины, о которых думаю ночами

Если приличные девушки попадали в монастырь, то женщины из низших слоев зачислялись в проститутки – то был вариант номер три. Ни до, ни после эпохи Ренессанса в мировой истории проституция не являлась настолько обычным делом. Та же Венеция пользовалась репутацией «большого борделя»: для путешественников издавались списки наиболее почетных и просвещенных куртизанок с адресами и прейскурантом. Помимо оказания обычных интимных услуг те умели поговорить о сонетах Петрарки, исполнять арии и играть на лютне. Флоренция тоже не испытывала недостатка в женщинах со сниженной социальной ответственностью. Там возводились за казенный счет дома терпимости уже с 1350-х годов. В XIV веке в городе создали специальную службу, которая устанавливала цены на девушек легкого поведения и боролась за «охрану морали»: дурных женщин вынуждали носить перчатки, колокольчик над головой и обувь на высоких каблуках – как знак принадлежности к этому виду занятий. Им вменялось в обязанность не подходить близко к монастырям и кварталам, где проживали почтенные матроны.

Какой вариант из трех мне выбрать?

Буду сидеть всю жизнь на крыше палаццо, с обмазанной мочой головой, кожа на моем лице покроется кратерами от свинцовых белил – и еще нужно будет все время рожать. Меня будут одаривать красивыми вещами и дорогими украшениями, но запретят выходить на улицу. Скорей всего я умру в родах.

Или проведу жизнь, дав обет безбрачия в женской тюрьме под названием монастырь. Смогу читать, писать и рисовать, но не смогу ощутить радость близости с мужчиной и материнства.

Или выберу «свободу»? Смогу выходить в город, общаться с мужчинами и делать все то, что женщинам обычно запрещалось. Отрицательной стороной всего этого будет сексуальная эксплуатация, венерические заболевания, обвинения в колдовстве и смерть в крайней нищете.

А есть ли вариант номер четыре?

Ночью думаю о Баттисте Сфорца (1447–1472) – и вновь женщины с полотен Уффици не дают мне покоя. Я видела ее сегодня в окружении восхищенной толпы, и с того самого мгновения ее мертвенная бледность осталась отпечатанной на моей сетчатке. На полотне она далека, спокойна и идеальна. Кожа свинцово-белая, высокий лоб, светлые волосы заплетены к ушам, сверкают жемчуга и драгоценные каменья, по шее проходит темная линия, словно граница посмертной маски.

В голове крутится история ее жизни, словно прерывающая кинолента.

Дала дочери гуманистическое образование,

была умна и талантлива,

владела греческим и латынью,

была непобедима в риторике,

выдана в 13 лет за герцога Урбино (вдовец, старше Баттисты на 24 года),

начала рожать,

произвела на свет за десять лет шесть дочерей,

седьмым родился мальчик,

роды подкосили ее здоровье,

умерла.

Когда Баттиста лежала на смертном одре, герцог пригласил художника Пьеро делла Франческа, чтобы тот написал портрет его супруги. Тот отлично справился с задачей, и Баттиста стала идеалом красоты на века. Диптих ее и герцога до сих пор является самым известным экспонатом Уффици.

Только когда я ночью думаю о Баттисте и ее карьере роженицы, мне хочется плакать. Нахожу в Интернете снимок ее посмертной маски: в ней не идеализированная бледная красота, а лик смертельно уставшей, изможденной семью беременностями Баттисты.

Ночью думаю о Беатриче д’Эсте (1475–1497) и о том, что в дискуссии об ее портрете всякий раз подчеркиваются великолепные украшения и прическа: «Вот отличный пример прически коаццоне – толстой косы, элегантно закрепленной сеткой», – сообщает подпись под картиной на стене Уффици. Бесспорно, образ красив, но Беатриче кажется несколько старше своих лет. Она изображена в профиль, рот сжат и выражает пресыщенность, если не задолбанность жизнью. Глаза смотрят, но не видят. По мне, так она кричит: «Вашу мать!» Разве что она просто настроена решительно и портрет не соответствует действительности, потому что, согласно воспоминаниям, Беатриче была идеальным воплощением женщины. Она родилась в богатой семье, славилась красотой, отличным вкусом и чувством стиля. Вместе со старшей сестрой Изабеллой д’Эсте они считались трендсеттерами своей эпохи, им подражала вся Европа.

Беатриче обручили в пятилетнем возрасте с Людовико иль Моро, который был старше ее на 23 года. Пара поженилась через десять лет, свадебную церемонию устраивал сам Леонардо да Винчи, служивший в то время при миланском дворе в качестве гения-разнорабочего. По слухам, Беатриче считалась дипломатом, ни в чем не уступавшим своему супругу. В 16 лет она выступила в качестве генерального посла в Венеции, помогая мужу стать герцогом Милана. В 20 лет она приняла участие в мирных переговорах, вновь продемонстрировав дипломатический дар. Беатриче и Людовико сопутствовал успех, она приглашала ко двору лучших ученых, поэтов и художников своего времени. Беатриче родила двух сыновей, оба впоследствии стали герцогами Милана. Короче говоря, Беатриче была идеальна: красивая, талантливая, стильная, высокообразованная, образец для всех женщин.