Миа Канкимяки - Женщины, о которых думаю ночами

В 1737 году линия Медичи прервалась. К счастью, накопленные семьей гигантские коллекции предметов искусства уже находились в Уффици. Само здание галереи в 1560 году распорядился возвести Козимо I – оно должно было служить его резиденцией, но позже его сын Франческо I разместил там галерею искусств. Да, Анна-Мария Луиза Медичи осталась бездетной. Однако ее безусловной заслугой является то, что она передала флорентийцам эти великолепные шедевры. По ее распоряжению все граждане могли иметь доступ к коллекции, из которой нельзя изымать ни единого произведения.

И вот теперь эти шедевры доступны всем и каждому, достаточно только выстоять многочасовую очередь, петляющую перед входом в галерею Уффици. Или, подобно мне, приехать сюда в дождливый ноябрьский день и попасть прямиком внутрь.

Здесь мадонны, купающиеся в золотом море, свежие пастельные тона мадонн Филиппо Липпи, «Портрет герцога Урбино» Пьеро делла Франческа, великолепие и научная точность «Благовещения» (Леонардо написал полотно в двадцатилетнем возрасте, списав крылья с перьев птиц). Здесь произведения, предназначенные для частных коллекций и спален, например Боттичелли «Рождение Венеры» и «Весна», списанная, по легенде, с самой красивой флорентийки той поры – Симонетты Веспуччи. А еще – возлежащая на ложе «Венера Урбинская» Тициана. Заказчик этой работы желал, чтобы она послужила уроком его 13-летней невесте. Здесь можно найти и тондо «Мадонна Дони» Микеланджело. Кстати, больше всего Микеланджело ненавидел именно рисование – в сравнении со скульптурой оно для него было пустой тратой времени. За всю свою жизнь он написал только два произведения – тондо и фрески Сикстинской капеллы, создать которые он согласился скрепя сердце и за хорошую плату. «Ладно, намалюем что-нибудь», – произнес он сквозь зубы и настолько быстро справился с потолком капеллы, что последующие поколения никак не могут понять, как такое оказалось возможным.

Если я планировала найти во Флоренции женщин, то в Уффици они повсюду: мадонны, марии магдалины, евы, жены Медичи, матери, сестры и дочери, неизвестные монахини, достойные аристократки, копающиеся в сундуках служанки, подружки художников, праведные синьоры, соблазнительные венеры, большая часть из них безымянна, и все эти женщины – лишь прообразы для изображения кого-то другого.

Женщин-художниц здесь приходится искать, как иголку в стоге сена.

А были ли они вообще?

Стефано уехал на пару дней в Лондон, а я тем временем решила прозондировать вопрос о женщинах в истории живописи. Сижу в его спальне на кровати, обложившись книгами о Флоренции, и приступаю к поискам. Имена художников всех мастей и архитекторов похрустывают у меня во рту, словно вкусные карамельки (я повторяю их вслух с преувеличенным итальянским акцентом, что доставляет мне странное удовольствие). Имена удивительно красивы (Микеланджело), имеют цветочный аромат (Фра Анджелико), схожи с мозаикой (Брунеллески) или напоминают танец (Гирландайо). А вот имена флорентийских олигархов – Сфорца, Строцци, Пацци, Питти – источают мощь и тягу к роскоши. (Несколько позже я узнаю, что они созвучны с насилием, убийством, шантажом и безумием.)

Но это все мужчины.

Я читаю про женщин Медичи: матери, дочери, супруги… Некоторые из них, например Екатерина и Мария, стали королевами Франции. Я читаю о женщинах Уффици, о представительницах аристократических родов, изображенных на портретах белоликими и такими неземными существами!

Читаю о гуру стиля, модницах и родоначальницах стандартов красоты – Екатерине Сфорца, Изабелле д’Эсте (позже Гонзага). Последняя имела настолько тонкое чутье, что король Франции Людвиг XII рекомендовал своей жене не совершать путешествие в Италию, дабы женщины д’Эсте не затмили ее своей утонченностью. Изабелла была страстной ценительницей искусства и шедевров культуры. В своем «студиоло», ставшем единым художественным ансамблем, она собрала картины, скульптуры, драгоценности, изящно украшенные книги, а также всякие диковины, например зубы редких рыб, рога единорога (данный объект являлся обязательным экспонатом любой коллекции, если только синьорита могла его себе позволить).

Но сейчас меня не воодушевляют иконы стиля, аристократки и праведницы. Я ищу иное.

Если смотреть на женщин из Уффици, этих прекрасных мадонн, выходящих из пены морской Венер, аристократок в роскошных платьях, то может показаться, будто в эпоху Возрождения женщинам отдавали должное. Однако понемногу начинает проясняться, что за всей этой красотой скрывается невообразимое страдание. Флоренция была городом мужчин, а женщины были их собственностью. Девицы принадлежали отцам, обручившись, они переходили к мужьям, а вдовы подчинялись сыновьям. Во все времена от женщин требовались чистота, покорность, праведность и послушание.