Ричард Роупер - Как не умереть в одиночестве

– Это не важно, – ответила Пегги. – А вот какого черта ты здесь делаешь?

– Я на минутку в туалет, – сообщил Эндрю с маниакальной небрежностью, как будто этим заявлением исключил себя из состава возможных жертв.

Стоявший неподалеку официант – на его лице снова играла гадливая ухмылочка – отступил в сторону и дал пройти.

Когда Эндрю, набравшись смелости, вернулся к столу, ни Пегги, ни Стива видно не было. Исчезло и пальто Пегги. Некоторые из гостей, когда Эндрю сел, поглядывали на него исподтишка, другие же смотрели в окно, повернувшись к которому Эндрю тоже увидел Пегги и Стива. Они стояли на улице друг против друга, набросив капюшоны, и спорили, горячо жестикулируя.

Эндрю в нерешительности остановился у стола. Надо бы выйти. По крайней мере, притвориться перед собой, если не перед всем рестораном и надменным официантом, что он намерен выйти. Побарабанив пальцами по спинке стула, но так и не определив для себя, что делать, Эндрю вдруг заметил, что желтое пятно за окном исчезло, словно унесенное вниз по реке могучим течением, а Пегги возвращается в зал. Вид у нее был такой, словно она плакала – определить точно мешал дождь, – и тушь стекала по щекам двумя тонкими змейками.

– Ты в по…

– Мне очень жаль, что так вышло, но, пожалуйста, давай просто поедим, ладно? – резко перебила Пегги.

– Конечно, – согласился Эндрю, отправляя в рот кусочек хлеба и утешая себя тем, что, по крайней мере, его лицо не пострадало от кулаков тяжеловеса.

Пегги еще раз посмотрела на тарелку, но доедать не стала и отложила вилку и нож.

– Извини, что так получилось.

– Не надо извиняться, – сказал Эндрю, думая, что вообще-то это он должен извиняться за трусость. – Я так понимаю, что пудинг мы пропускаем?

По лицу Пегги промелькнула тень улыбки.

– Надеюсь, ты шутишь? По-моему, сейчас самое время срочно подкрепиться сладким, липучим тоффи.

Подошедший официант собрал тарелки и приборы.

– У вас ведь нет в меню тоффи-пудинга? – с обаятельной улыбкой поинтересовался Эндрю.

– Вообще-то, сэр, он у нас есть, – ответил как будто опечаленный этим фактом официант.

– Молодец, – похвалила его Пегги, выставляя сразу два больших пальца.

С десертом закончили почти одновременно – ложечки дуэтом звякнули в стеклянной вазе.

– Хватит, – бросила Пегги. – Кстати, у меня на физиономии много всего осталось?

– Ничего не осталось, – сказал Эндрю. – А у меня?

– Не больше, чем обычно.

– Приятно слышать. Вообще-то у тебя немного есть… этой…

– Чего?

– Туши, наверно.

Пегги схватила ложку и посмотрела на свое отражение.

– Господи, словно панда какая-то. А ты что? Раньше сказать не мог?

– Извини.

Пегги вытерла щеку салфеткой.

– Можно спросить? Все обошлось?

Пегги промокнула другую щеку.

– Нет, не все. Но сказать особенно нечего, так что… – Пегги бросила салфетку на стол. – Это может показаться немного странным, но я хочу попросить тебя кое о чем.

– Конечно.

– Ладно. Закрой глаза.

– Э… хорошо. – Эндрю вспомнил, что о том же иногда просила его Сэлли и это неизменно заканчивалось плохо.

– Можешь прямо сейчас представить самый счастливый для вас с Дианой момент?

Эндрю почувствовал, как потеплели щеки.

– Получилось?

Поколебавшись, он кивнул.

– Расскажи мне.

– Что? Что рассказать?

– Когда это было? Где? Что ты видишь и чувствуешь сейчас?

– Уф, ладно.

Эндрю перевел дух. Ответ пришел не из чего-то написанного и прочитанного, а откуда-то из глубины.

– Мы только-только окончили университет и начинаем жить в Лондоне. Мы в Брокуэлл-Парке. Самый жаркий день того лета. Совершенно сухая, почти выгоревшая трава.

– Продолжай.

– Мы сидим спина к спине и в какой-то момент понимаем, что нужна открывашка для пива. Диана пытается подняться, оттолкнуться от моей спины и едва не падает. Мы оба смеемся и таем от жары. Она идет к соседям, совершенно незнакомым людям, берет у них зажигалку, открывает бутылку и возвращает зажигалку. А потом идет обратно ко мне, и я вижу ее и вижу за спиной у нее ту пару. Они смотрят ей вслед, и я понимаю, что она произвела впечатление, теперь они будут помнить о ней до конца дня. И вот тогда до меня доходит, какой же я счастливчик, как же мне повезло, что у меня есть она, и я уже хочу, чтобы этот день никогда-никогда не кончался.

Удивительно и странно. Эндрю и сам не ожидал от себя такой ясности и последовательности. Картина как будто встала перед глазами, к которым, когда он заканчивал, уже подкатились слезы. Он открыл глаза. Пегги смотрела в сторону.