Александр Пономарёв - Наш принцип

По рации нам: «Отходите, отходите!» Не помню, как выбрались тогда. Тащил я Серегу на плащ-палатке. Он все пить просил. А у меня нога отнимается. Поговорю я с ним, успокою, из фляжки пару глотков дам и опять волоком его тащу. Я даже не сразу понял, что в ногу меня ранило.

Тут Иван постучал пальцем по правой голени.

— Протез, — ответил он на недоуменный взгляд. — Я, главное, говорю этой врачихе: «Что же вы меня каждый год тираните, у меня же нога не вырастет». А она мне: «Фантомные боли, фантомные боли». Я ей говорю: «Доктор, да как вы можете про них знать, коли у вас обе ноги на месте. Это почувствовать надо». Эх, да чего там… — И Иван махнул рукой. — Серега бы — тот им так бы загнул. Он всегда бойчее был. Полгода мы с ним не виделись. Еду вот… — Иван достал из-под лавки пакет. — Все как полагается: водка, закуска. Только «Золотое руно» осталось по дороге зацепить. Эх, сколько мне ему рассказать надо. Ой, простите, телефон звонит. — И он торопливо полез рукой во внутренний карман.

— Алло, Тонечка! Все хорошо, дорогая. Да, я к Сереге еду. Ну, там видно будет. Наверное, не скоро. Ты же его знаешь. Сейчас как начнет анекдоты травить. Хорошо-хорошо. Много не будем. А Серёнька как? Во дворе бегает? Ну, пока. Хорошо-хорошо.

— Супруга звонила, — он опять улыбнулся, — волнуется. Опа, моя остановка. До свидания. Спасибо вам, заболтал я вас совсем. — И он не спеша поднялся.

— Ничего-ничего… — Девушка задумчиво смотрела на этого странного разговорчивого пассажира, не замечая, что сигарета у нее в руках рассыпалась в прах.

А Иван, опираясь на палку и держа в другой руке пакет, медленно спускался по ступенькам перрона. Затем долго шел по проселочной дороге, полной грудью вдыхая чистый загородный воздух…

На краю кладбища притаились две могилки. Одной Иван поклонился:

— Здрасте, тетя Варя.

А другую плиту из черного мрамора, с которой ему улыбался старый друг, обнял и сказал:

— Привет, Серега! Как я по тебе соскучился. А «Золотого руна» нигде не встретил. Извини!

На горы опустился молочный туман, солнце уже скрылось за кручами, и прохлада обволакивала верхушки деревьев.

С перевала шла красивая горянка, она несла на плече серебряный кумган с ледяной водой. Девушка улыбалась Шамилю и приветливо махала рукой. Вот сейчас она подойдет и даст ему напиться ключевой, холодной как смерть воды…

— Командир, проснись, командир. — Шамиля настойчиво трясли за плечо.

— Я не сплю, что случилось? — Полевой командир открыл глаза и посмотрел на воина в зеленой повязке с арабской вязью, который сразу же смутился и потупил взгляд. — Я спрашиваю, что случилось? Или ты проглотил язык, Ваха?

— Командир, час назад наш передовой отряд нос к носу столкнулся с разведкой русских.

— Потери?

— Нет, наши почти все целы. Русские вышли на поляну неожиданно. Они сразу попали под перекрестный огонь.

Мы перестреляли всех этих шакалов, и даже их командир попал к нам в плен.

— Он что, сдался сам? — Шамиль поднял брови.

— Нет, Шамиль, он ранен. Мы взяли его без сознания. Он здесь. Поговоришь с ним или сразу в расход?

— Веди, надо расспросить, где основные силы противника. Вдруг они готовятся взять нас в кольцо. Они стали очень хитрыми в последнее время, эти русские.

Ваха вышел, затем втолкнул в землянку полевого командира молодого бойца в камуфляже болотного цвета типа «Шелест» с непокрытой головой.

Шамиль строго оглядел его с ног до головы.

Скольких плененных врагов он видел за эти четыре года войны. Каждый из них вел себя по-разному: кто-то падал на колени, кто-то рыдал и молил о пощаде, кто-то начинал сдавать своих, хотя его никто не спрашивал. Встречались и настоящие воины: они молча стояли, опустив голову, и ждали своего смертного часа. Таких Шамиль уважал и просил своих людей убить их быстро.

Но никто, никто и никогда из них не смотрел в глаза своему победителю.

Этот командир разведвзвода держал себя совсем по-другому. Он стоял, слегка согнув одну ногу в колене. Правое плечо и левая нога были неумело перевязаны бинтами. Шуршун местами вымазан коричневой глиной и кровью, на берцах комьями прилипла глина. Светлые, немного рыжеватые волосы растрепаны. Видно было, что боль мешает ему сосредоточиться, и все же — он смотрел в глаза Шамиля. Смотрел своими зелеными очами и не отводил взгляда.