Андрей Макаревич - Остраконы

Работа в сборном концерте перемежалась с постоянным ожиданием. В день их происходило два (иногда в выходные – три), поэтому мы приходили за час до начала первого концерта, расставляли и проверяли аппаратуру, потом снова разбирали и утаскивали за сцену, потом звенели звонки, зал заполнялся людьми, потом шло развесёлое первое отделение, которое мы пережидали в гримерке, потом в антракте лихорадочно расставлялись, работали своё отделение, потом ждали, пока зритель разойдётся, опять освобождали сцену от своих усилителей и снова уходили коротать первую часть концерта. В трейлере с аппаратурой я возил небольшую раскладушку.

В одной из своих прошлых жизней наш Витальич профессионально играл в карты с целью личного обогащения, иначе говоря, «катал», и скоро уже вся «Машина» неистово резалась в деберц – игру каторжанскую, но необыкновенно динамичную и привлекательную. Витальич в этой ситуации вел себя достойно, как играющий тренер, на крупные суммы своих не разводил, выигрывал по мелочи, и игра служила исключительно задаче скоротать время.

Событие, о котором я взялся рассказать, случилось на гастролях в городе Волгограде. Поздно ночью, отбарабанив два концерта, поужинав чем было и слегка выпив, мы сидели в номере Витальича. Мы играли в карты, и мне чудовищно не пёрло. Он то и дело покупал красивые комбинации, а я – семёрки и прочий мусор. Те, кто играл, знают это состояние – вера в справедливый миропорядок или хотя бы в теорию вероятности заставляет тебя думать, что такое не может продолжаться вечно, что сейчас всё обернется, а на деле ничего подобного не происходит. В общем, часа через два, окончательно разуверившись в своей звезде и сильно расстроившись, я молча рассчитался и ушёл в свой номер. Всё дальнейшее я помню до мелочей – готов поклясться, что моей воли в происходившем не было, я как бы превратился в стороннего зрителя. Я вошёл в свой номер и зажёг свет. На столе у меня лежала гора вяленой рыбы – огромные лещи, подарок местных фанатов. Не спеша я выбрал самого большого леща, крепко взял за хвост на манер теннисной ракетки, прикинул в руке – лещ был твердый и тяжелый, как полено. Затем я вернулся и постучал в номер Витальича. Витальич отпер дверь – он уже успел надеть красивый шёлковый халат – и я, размахнувшись, страшно ударил его лещом по голове. Ни разу в жизни – ни до, ни после – я не видел на лице этого прожжённого, тёртого жизнью человека такого детского изумления. «Макар, ты охренел?» – произнес он потрясённо. Нет, он сказал не «охренел» – он использовал другое, созвучное слово, куда больше подходящее к моменту. И тут я оценил картину – себя с грозным и трагическим лицом и лещом в руке, Витальича в халате с отвисшей челюстью, и душа моя вернулась в моё тело, и меня разобрал чудовищный, оскорбительный смех. Я хохотал и не мог остановиться – настолько всё происходящее не вписывалось в привычную картину мира.

Сейчас, спустя тридцать с лишним лет, я пытаюсь дать ответ на вопрос – что это было? Месть? И если не месть, то что?

А Витальич меня простил. И даже потом смеялся вместе со мной. Правда, всё-таки не так, как я.

А ведь цирк, господа, уходит в прошлое. Как это ни грустно. На наших глазах. Потому что «Цирк дю Солей» – это всё-таки не цирк. Какой-то новый синтетический жанр.

Многие, ещё недавно обязательные, составляющие цирка уже в прошлом. Например, французская борьба. Человек-гора – Чёрная Маска против Ивана Поддубного! Ваши ставки, господа!

И всё-таки цирк консервативен. И он хранит традиции. И арена будет круглая, и диаметр её будет двенадцать с половиной метров – другой не бывает. И засыпана она будет опилками, и пахнуть обязательно будет этими самыми опилками и ещё немножко – зверями. Потому что во втором отделении обязательно будут огромные, страшные и интересные звери – львы, тигры, слоны. Ну где ещё такое увидишь?

Очень возможно, что скоро зоозащитники победят, и дрессированных животных в цирке не станет. И спорить-то с ними трудно – дикие звери должны жить на воле, нечего над ними издеваться. Заодно закроют зоопарки, и наши дети будут узнавать этих самых зверей по картинкам в Интернете.

Мой товарищ Юра Дуров – правнук того самого легендарного дедушки Дурова, который придумал добрую дрессуру – без наказаний. Юра – прямой продолжатель этой школы. Он выходил на арену с пяти лет. Я не знаю более доброго человека. Единственный раз в жизни он ударил гепарда и не может себе простить этого до сих пор. Его звери воспринимали работу на арене как игру.