Елена Королевская - Две капли голубой крови!

Мама родилась в первые послевоенные годы. Она была вторым ребенком в семье, старший брат на пять лет ее старше. До шести лет мама жила в детском доме. Как мама рассказывает сама о себе, она всегда была принципиальным ребенком. Про детдом мама отзывается крайне тепло. Особенно с любовью вспоминает она няню, которая, единственная, кто могла найти к ней подход и справиться с ее самовольным характером.

Недавно я вновь спросила ее, что она думает про свое детство, про свои отношения с мамой.

И вот, как мама рассказывает мне свою историю:

«Я родилась в детдоме и до шести лет была там. Какая мама? О чем и о ком ты говоришь? В детдоме у меня была няня, и когда не могли со мной договориться, то посылали к ней.

Я к ней приходила, и она всегда так тихонько просила меня:

— Возьми свою лавочку и садись.

Я садилась на лавочку, клала голову няне на колени, и она начинала гладить меня по голове.

— Что случилось, Верочка, — спрашивала меня няня, — я тебя слушаю, рассказывай.

И я ей рассказывала ситуацию, с чем и почему я была не согласна. Няня меня внимательно слушала и никогда не перебивала.

А потом спокойно и ласково говорила мне:

— Верочка, а ты не думала, что может быть еще так-то или так-то можно поступить?

Иногда я с ней соглашалась, но чаще нет.

И вот, когда я соглашалась, то вопрос решался сам собой, а когда нет, то няня говорила всегда одну и ту же фразу:

— Верочка, ну я прошу тебя, ангел мой, ну ради меня сделай это.

И тогда я вставала в обиженную позу, вскидывала руку с указательным пальцем и, грозя ей этим пальцем, говорила:

— Хорошо, но учти, что только ради тебя.

И конфликт был исчерпан. Я ее очень любила. Нас в детдоме не обижали, никаких матов или тем более издевательств я не помню. Жрать все время хотелось — это да, а так все нормально было.

И вот, помню, подзывает она меня, а я сразу неладное заподозрила, ведь обычно я к ней ходила, а в этот раз она меня подзывает и говорит:

— Знаешь, Вера, все дети ждут свою маму, мечтают, чтобы мама нашлась, чтобы их забрали, а у тебя вот нашлась. И она такая умная, красивая. Она тебе очень понравится.

Но я не хотела никакую маму.

— Я тебя люблю, ты моя мама! Не отдавай меня, — ответила я.

— Верочка, ну что ты, успокойся. Это же мама, ты должна радоваться, она тебя родила, — говорила няня.

Я поняла, что выбора у меня нет и обиженно спросила у нее:

— А провожать-то хоть придешь?

— Конечно, Верочка! О чем ты говоришь?

Прошло еще какое-то время. Она позвала меня снова. На столе лежала целая горка из конфет, яблок, даже апельсинов, я была голодная, а тогда это были огромные богатства. Няня сказала, что это мне от мамы. Она так пристально на меня смотрела, подошла и погладила по голове.

— Возьми, Верочка, — сказала она.

— Мне ничего от нее не надо, — ответила я резко, и не притронулась ни к одной конфетке.

— Пожалуйста, возьми хоть что-то, — с мольбой, заглядывая мне в глаза, сказала мне няня.

Но я была непреклонна.

— Раз я сказала, что не возьму, значит, не возьму. Я своих решений не меняю, — ответила я ей в своей манере.

Сейчас я уверенна, что это няня мне те фрукты с конфетами купила, потому что я спрашивала у братьев про то, что приносила ли им в детдом мама что-нибудь, и они сказали, что ничего не приносила. Да и не похоже это на нее.

А провожать меня няня не пришла. Я за это на нее в большой обиде долго была. Это я сейчас понимаю, что правильно она сделала».

— Ну, конечно, мама, ты и няня, которая тебе заменила мать, расплакались бы, — заметила я.

— Что ты! Какие слезы, я сроду не плакала. Нет, просто вызывать ревность родной матери зачем? — опровергла мама мою догадку.

Маме было шесть лет, а она бы не плакала? Я не могу этого понять.

Мама продолжала рассказывать:

«До сих пор не пойму, зачем мать меня взяла из детдома, и ведь еще на чужую фамилию с отчеством записала. Конечно, Витькин отец (биологический отец брата моей мамы — прим. автора) — летчик-герой, он погиб, ей нужно было пособие получать, квартиру вернуть… «Лупила» она меня страшно. Сдала в интернат, и «лупила». Мальчишки дома жили, а меня девочку забрала из детдома и в интернат сдала. Зачем из детдома-то забирала? Потом заберет меня из интерната на выходные и «лупит», пока руки не устанут. А я упертая, зубы стисну и молчу. Мать злится, орет, что «я тебя переломлю». Брат меня за молчанку Зойкой Космодемьянской звал. До сих пор не пойму, за что она меня так «лупила». Когда я стала постарше, причешусь там или подкрашусь, так мать налетит, как коршун, все взъерошит.